Чернобыль: История ядерной катастрофы - [26]

.

30 ноября 1975 года, приехав из Чернобыля на стажировку вместе с группой коллег, Борец оказался свидетелем худшего на тот момент инцидента в истории РБМК. В тот день он решил провести на Ленинградской станции две смены подряд, чтобы понаблюдать за изменением режима эксплуатации реактора – «переходными процессами на малой мощности с малым запасом реактивности». Вскоре Борец увидел, что дело принимает скверный оборот: скорость разгона мощности реактора самопроизвольно возрастала. Оператор пытался замедлить ядерную реакцию стандартным способом, то есть вводом в активную зону стержней с поглотителем – ручного регулирования и автоматических. Однако РБМК Ленинградской станции повел себя неадекватно. Даже мастерство оператора («виртуоза», по мнению Борца) не сумело привести реактор в норму. Неконтролируемый рост реактивности в итоге привел к аварии.

Борец понял, что в активной зоне мог произойти взрыв. Богатый опыт управления ядерной реакцией в Томске-7 позволил ему верно предсказать наихудший сценарий. На следующий день, пытаясь вразумить одного из руководителей станции, Борец так описал свои ощущения: «Представьте себя за рулем автомобиля. Заводите мотор, трогаетесь, плавно разгоняетесь, переключаете передачи. Скорость 60 километров в час. Снимаете ногу с педали газа. И вдруг автомобиль начинает самостоятельно разгоняться: 80, 100, 130, 150 километров в час. Тормозите – никакого эффекта, разгоняется. Как вы будете себя чувствовать?»[88]

Вышедший из-под контроля реактор Ленинградской АЭС все же был дважды остановлен системой аварийной защиты. Взрыва удалось избежать, но скачки мощности привели к расплавлению топливного канала и попаданию топлива в активную зону. Реактор заглушили, его активную зону на следующий день продули азотом, загрязнив таким образом атмосферу – инцидент привел в итоге к выбросу радионуклидов суммарной активностью полтора миллиона кюри. Активность в один кюри эквивалентна распаду 37 миллионов атомов в секунду. Такой активности хватит для заражения десяти миллионов литров молока. Согласно МАГАТЭ, территория считается безопасной при уровне загрязнения до пяти кюри на квадратный километр. Никому точно не известно, какой эффект выброс полутора миллионов кюри оказал на побережье Финского залива и на местных жителей – включая ленинградцев. ЛАЭС находится примерно в полусотне километров от северной столицы России[89].

Виталию Борцу так и не объяснили, что именно произошло на энергоблоке, а сам он не мог знать, каким был изъян в конструкции реактора, давший подобный эффект. Эти сведения держали в тайне. Конструкторы решили, что РБМК и дальше может работать в таком виде – достаточно будет усовершенствовать регулирующие стержни. Научно-исследовательский и конструкторский институт энерготехники выпустил инструкцию, не указывая в ней, почему возникла нужда в такой переделке. Документ в итоге повлиял на текст предписаний комиссии, которая обследовала четвертый энергоблок Чернобыльской АЭС. Однако комиссия не придала проблеме со стержнями большого значения – уроки из аварии на Ленинградской станции не извлекли. РБМК можно было улучшать и улучшать, но от сотрудников атомной станции ждали производства энергии, а не доработки старых реакторов или разработки новых. Модификацию отложили на потом.

У офицеров КГБ, неусыпно следивших за атомной станцией, состояние двух энергоблоков второй очереди тревоги в общем не вызывало. Наверх докладывали о том, что третий и четвертый в среднем надежнее первого и второго. В итоге они пришли к выводу, что уровень безопасности в целом повышается, несмотря на ряд серьезных проблем. Если в 1982 году на трех энергоблоках произошло три аварии и 16 отказов в работе оборудования, то за первые девять месяцев 1984 года уже на четырех энергоблоках аварий не случалось, а отказов насчитали десять[90].

Казалось, ни у Борца, ни у других инженеров-атомщиков не было причин вспоминать инцидент на Ленинградской АЭС при подготовке к тестированию и остановке реактора четвертого энергоблока. Борец просто выполнил поставленную задачу: опросил различных специалистов о планируемых испытаниях, составил график и передал его лаборатории научно-исследовательского отдела, ответственной за остановку. Борец предложил начать остановку реактора 24 апреля в десять вечера. Таким образом, к часу дня 25 апреля персонал мог бы выполнить программу испытаний и затем заглушить реактор.

Из лаборатории ответили, что закончить надо к десяти утра, иначе мощность реактора упадет ниже допустимого уровня. Все согласились. Николай Фомин, главный инженер, утвердил график испытаний. Позднее он говорил, что вначале остановку реактора запланировали на 23 апреля, но потом решили перенести ее на выходные. Документ так и не дали завизировать представителям союзного Министерства энергетики и электрификации и завода, выпустившего реактор. Это предписывала инструкция, но ее мало кто соблюдал. Предполагалось, что к последним выходным апреля реактор четвертого энергоблока будет благополучно остановлен[91].

Подготовка к остановке реактора началась не 24-го, как предложил Борец, а 25 апреля, еще затемно – когда на четвертом энергоблоке приступила к работе новая смена операторов. Около пяти утра тепловую мощность реактора снизили наполовину и зафиксировали на уровне 1600 мегаватт