Чернильный орешек - [107]

– Неприятель сосредоточил силы на Марстонской пустоши. Мы выступаем завтра до рассвета, чтобы вступить с ними в бой. Принцу отдан приказ… они должны быть разбиты, и тогда мы сможем вернуться к королю.

Глаза Руфи смотрели ясно и с пониманием.

– Нелегко вам придется. Шотландцы – отличные воины. И, как мы слышали, кавалерия «Восточной ассоциации» теперь не хуже, чем у Руперта, когда во главе их встал Кромвель.[46]

– У нас нет иного выбора, – отозвался Кит. – Пока что мы еще ни разу не были биты. Пуритане считают принца дьяволом, а его пуделя – злым духом. Это тоже идет нам на пользу.

Руфь прочла в его глазах безысходность и горькое разочарование, поняла одиночество этого человека, навсегда отгородившегося даже от собственных чувств. Она хорошо понимала, что это такое, ибо точно так же закрыла дверцу в собственной душе, когда покинула Морлэнд и вернулась домой, в Шоуз. Ей страстно хотелось утешить его, сказать ему: «Я понимаю», хотелось попрощаться с ним, но и это было невозможно, ибо тот Кит исчез давным-давно. Нет-нет, это был не Кит, сидевший здесь, у ее холодного камина, высокий, ссутулившийся мужчина с усталым лицом. Когда он пошевелил головой, Руфь заметила мимолетный слабый проблеск россыпи седых волос среди темных кудрей и глубоко опечалилась. Все это казалось таким несправедливым: она любила веселого и жизнерадостного молодого человека, смеющегося, красивого – вечно молодого. О, как же нелепа человеческая любовь! Все они любили его, она и Хиро, все любили того прекрасного рыцаря. И только маленький Кит, никогда не знавший отца другим, восхищался этим воином без тени разочарования.

– Может быть, тебе хотелось бы отдохнуть? – резко спросила Руфь. – Хиро, ты можешь показать ему свою комнату… он мог бы прилечь там.

Она видела, как супруги обменялись быстрыми вопросительными взглядами, и оба молча ответили утвердительно. Это было единственное, что они по-прежнему могли дать друг другу, и каждый из них надеялся, что таким способом им, возможно, удастся установить хоть какой-то контакт. Для Руфи это было своего рода извращенным удовольствием, подобным «удовольствию» от ощупывания незаживающей язвы – вызвать признательность Хиро за то, что она помогает им. Хиро захромала к двери, и Кит последовал за ней, метнув назад, в сторону Руфи, взгляд соучастника, понимающего ее. Маленький Кит хотел было направиться за ними, но Руфь, поймав его за плечо, остановила твердым взглядом. Когда они ушли, мальчик спросил:

– А почему я тоже не могу пойти?

– Им нужно некоторое время побыть вдвоем, – объяснила Руфь.

– Почему?

– Им надо поговорить наедине, – отрывисто сказала Руфь. Она научилась не пускать Кита в свое сердце, но все это время ей приходилось защищаться от его ребенка, который мог бы быть ее сыном. – Они хотят попрощаться.

– А, – протянул маленький Кит, и Руфь ощутила, как его плечо расслабилось под ее рукой: он смирился с тем, что ему нельзя побыть с родителями, хотя и не понял сути запрета. – Завтра он будет сражаться в новой битве, – сказал мальчик, и лицо его засияло. – А он на самом деле мой отец?

Нет, это не было вопросом, малыш произнес это просто из любопытства, но Руфь, вспомнив Кита, в которого когда-то влюбилась, с мрачной улыбкой ответила:

– О да, это на самом деле твой отец.

В темноте спальни, в объятиях друг друга они смогли, наконец, немного расслабиться. Закрыв глаза, Хиро делала вид, что в ее объятиях лежал именно ее муж, которого она помнила. Для Кита она была просто женщиной, теплой и страстной, на удивление мягкой и нежно пахнущей для мужчины, который так долго прожил среди солдат. По крайней мере тела их понимали друг друга. Спустя некоторое время они почувствовали успокоение, и сознание доведенного до конца дела приободрило их.

В темноте они даже немного поговорили. Кит рассказал ей кое-что о своей жизни, о битвах, в которых они сражались, о доблестных атаках, о принце Руперте и его мужестве, о своей дружбе с другими воинами, о приятных ночах, проведенных у походного костра… Он был похож сейчас на солдата, болтавшего с возлюбленной. Устроившись у него на руке, маленькая и теплая, Хиро тоже напоминала девушку, прислушивающуюся к голосу своего любовника, первого любовника, которого она еще толком не знала, но уже обожала. И на какой-то краткий миг они почувствовали себя почти счастливыми. Но немного погодя Кит забеспокоился.

– Пора ехать. Я не могу вернуться поздно. Генерал оказал мне доверие. Зажги свечу, чтобы я мог одеться.

Хиро села, протянула руку к кремню, и спустя минуту свеча разгорелась желтым пламенем, и явь вновь заторопилась наружу из темных уголков. Она посмотрела на мужа и в смущении отвернулась. Кит выбрался из постели и принялся натягивать на себя брюки быстрыми, нетерпеливыми движениями. Хиро молча соскользнула с другой стороны кровати и тоже стала одеваться, двигаясь неспешно и экономно, словно не желая привлекать к себе внимания. Когда Кит собрался, она уже ждала его у двери. Он поднял свечу, и Хиро, останавливая его, протянула руку, сложенную в кулак.

– Кит, – начала она и, называя мужа по имени, снова почувствовала робость, словно молоденькая девушка. – Не возьмешь ли ты это?