Чернильный ангел - [43]

«Странные он предлагает соблазны!» — подумал я.

Она без выражения глянула на Леху, и мы вышли.

Дом ее поразил меня своим уютом.

— Так ты чего на этой должности подвизаешься? — удивился я. — У тебя муж, видно, богатый?

— Да я бы не сказала! — усмехнулась она. — Сама зарабатываю!

— Чем?

— Бисером вышиваю, в одном кооперативе. Одна вышивка — тысяча рублей.

— Одобряю. А зачем же тогда... в этом хоре шьешься?

— А может, нравится мне это дело? — с вызовом проговорила она.

— А... муж все-таки есть?

— Заходит... Сын сейчас придет.

— О! — Я причесался. — А сколько ему?

— Шестнадцать.

Зазвонил телефон. Она подняла трубку, ни слова не говоря, послушала и выдернула шнур из гнезда.

— Странно ты разговариваешь! — удивился я.

— Да это дружок твой звонил. Сказал, что, если я соглашусь, даст мне пачку индийского чая.

«Да-а... широкий человек! — подумал я. — Ему что пачку чая подарить, что жену в дурдом посадить — все одно».

— Вы, наверное, торопитесь? — заметив, что я задумался, сказала она.

«Ну, ясно, я ей не нужен! — горестно подумал я. — Конечно, ей нравятся молодые и красивые, но ведь старым и уродливым быть тоже хорошо! Не надо только слишком многого хотеть».

Неожиданно хлопнула дверь — явился сын.

— Боб, ты будешь есть? — крикнула она.

— Судя по ботинкам сорок пятого размера в прихожей — у нас гость. Хотелось бы пообщаться.

— Это можно! — Поправляя галстук, я вышел в прихожую. Больше всего из ребят мне нравятся такие — очкастые отличники, не лезущие в бессмысленные свалки, но все равно побеждающие. Может, я и люблю их потому, что сам был когда-то таким — и таким, в сущности, и остался. Жизнь, конечно, многому научила меня, в разных обстоятельствах я умею превращаться и в наглеца, и в идиота, но, оставшись наедине с собой, снова неизменно превращаюсь в тихоню отличника.

Мы поговорили с ним обо всем на свете, потом Боб сел ужинать, и я ушел.

Леха одиноко сидел в номере, смотрел телевизор. Телевидение показывало бесконечный сериал «Про Федю» — как тот приходит домой, снимает пальто, потом ботинки, потом идет в туалет, потом в ванную...

— Все! Глубокий, освежающий сон! — радостно проговорил я и вслед за Федей улегся. Некоторое время в душе моей еще боролись Орфей и Морфей, потом Морфей безоговорочно победил, и я уснул.

Проснулся я оттого, что Леха тряс меня за плечо:

— Просыпайся, счастливчик! Долго спишь!

— А сколько сейчас времени? — пробормотал я.

— Самое время!.. — Леха торжественно вышагивал по номеру. — Твоей-то укоротили язычок — из хора вычистили ее!

— Как?!

— Обыкновенно. Дирижер толковым малым оказался — с ходу все просек.

Леха торжествовал. Я звонил ей по телефону — телефон не отвечал.

В комнате стояли два ведра пятаков (подарки восхищенных аборигенов?). Я подумал, что Леха будет носить их на ушах, в качестве клипс, но он хозяйственно высыпал их через отверстие в шапку.

Шея у него уже стала крепкая, как у быка.

Он бросил горделивый взгляд в зеркало. Он явно считал разбухшую свою шапку лавровым венком, который местные музы возложили на него в благодарность за умелое руководство.

На лестнице нам встретились несколько вагоновожатых с ведрами пятаков — Леха благосклонно принял на себя «золотой дождь», — дело явно было поставлено с размахом. У гостиницы стояла очередь трамваев, набитых людьми, из них выходили вагоновожатые с ведрами...

— Не забывает Геха кореша! — размазывая слезы, проговорил Леха.

Потом мы были в бане, где Леха прямо сказал старику гардеробщику, что шапку Мономаха он снимать не собирается. Впрочем, гардеробщик и не особенно удивился — многие уже мылись не снимая шапок.

— Мой бывший завлит! — высокомерно представил меня Леха многочисленным подхалимам, мылившим его. Впрочем, в бане было холодно — праздник не получился.

Хухреца на рабочем месте не оказалось, после долгих поисков мы нашли его в вахтерской, где он скрывался от многочисленных посетителей. Он злобно назвал происходящее «разгулом демократии».

— Достали вопросами! Разговорились вдруг все! — измученно пробормотал он, усаживаясь в машину. Мы ехали вдоль тротуаров, запруженных народом, все поднимали руки, умоляя их подвезти, — видно, за время своего руководства «батька» сумел полностью развалить работу транспорта.

Мы устало подъехали к ресторану.

— Ну так покажем ему его королеву? — глумливо глянув на меня, сказа Леха Хухрецу.

— Покажем... ненадолго. Самим нужна! — ухмыльнулся Хухрец.

Швейцар услужливо распахнул дверь. Мы вошли в зал. Все сидели за столами в пальто и шапках — так было модно и, кроме того, тепло — лопнули трубы, город не отапливался, изо ртов посетителей шел пар. Оркестр, потряхивая погремушками, исполнял модную в том сезоне песню: «Без тебя бя-бя-бя!» Она стояла у микрофона и, развязно кривляясь, пела. Она была почти обнажена. Видимо, было решено резко догнать Запад, хотя бы по сексу. Руками в варежках все глухо отбивали такт. Увидев нас, она стала кривляться еще развязней.

— Теперь, я думаю, ломаться не будет! — по-хозяйски сказал Хухрец. Как старый меломан, он выждал паузу в исполнении, поднялся на сцену и потащил ее за руку вниз. К счастью, у нее была и вторая рука — раздался звонкий звук пощечины.