Чернильная смерть - [56]

— Фариду все равно, здесь я или нет. Он думает только о Сажеруке. С тех пор как Сажерук умер, стало еще хуже.

Бедняжка Мегги. Влюбилась не в того. Но сердцу не прикажешь…

Мегги изо всех сил крепилась, скрывая грусть. Шутливым тоном она спросила:

— Как ты думаешь, Мо, Элинор по нам скучает?

— По тебе и твоей маме — еще как. Про себя я не так уверен.

Он изобразил голос Элинор: «Мортимер! Ты опять поставил Диккенса не на место. И с каких пор переплетчику нужно объяснять, что с бутербродом в библиотеку не заходят?»

Мегги рассмеялась. Уже что-то. Рассмешить ее становилось с каждым днем все труднее.

Но в следующую секунду ее лицо снова стало серьезным.

— Я очень скучаю по Элинор. По ее дому, библиотеке и кафе на озере, куда она меня водила есть мороженое. Я скучаю по твоей мастерской, по тем дням, когда ты отвозил меня утром в школу и по дороге изображал в лицах, как Элинор ругается с Дариусом, а еще по подружкам, которые любили приходить ко мне в гости, потому что ты их всегда смешил… Как здорово было бы рассказать им все, что с нами тут было, хотя они, конечно, ни за что не поверят. Правда, я могла бы прихватить в доказательство стеклянного человечка…

На мгновение она словно унеслась далеко-далеко, как будто слова — не Фенолио или Орфея, а ее собственные — вернули ее в дом Элинор. И все же они по-прежнему сидели у озерца в холмах над Омброй, и в волосы Мегги залетела фея и так бесцеремонно дернула за них, что Мегги вскрикнула, а Мо скорее прогнал маленькую нахалку. Это была разноцветная фея, творение Орфея, и Мо казалось, что на крошечном личике запечатлелась толика злобы ее создателя. Со счастливым хихиканьем она понесла золотистую добычу в гнездо, отливавшее всеми цветами радуги, как и она сама. В отличие от синекожих фей, создания Орфея, похоже, не собирались впадать в зимнюю спячку. Силач рассказывал даже, что разноцветные воруют у синих запасы, пока те спят в своих гнездах.

На ресницах Мегги повисла слеза. Наверное, фея очень уж больно дернула ее за волосы. А может быть, дело было не в этом. Мо нежно стер слезу кончиком пальца.

— Значит, так оно и есть. Ты хочешь вернуться.

— Нет! Говорю же тебе, я не знаю. — Какой несчастный у нее взгляд! — Что станется с Фенолио, если мы возьмем и уйдем? Что подумают Черный Принц, Силач и Баптиста? Что с ними будет? И с Минервой, с ее детьми, с Роксаной… и с Фаридом?

— И правда, что с ними будет? — отозвался Мо. — Как повернется без меня вся эта история? Свистун заберет детей, потому что даже материнское отчаяние не поможет отыскать Перепела. Черный Принц, конечно, попытается спасти детей, он станет настоящим героем этой повести и сыграет свою роль хорошо. Но он геройствует уже давно, он устал и у него слишком мало людей. Поэтому в конце концов латники убьют его и всю его шайку: Баптисту, Силача, Дориа, Гекко и Хвата, — хотя двух последних не особенно жалко. А потом Свистун, наверное, прогонит Зяблика ко всем чертям и будет некоторое время сам править Омброй. Орфей будет вычитывать ему единорогов или невиданное оружие… Да, скорее последнее. Фенолио с горя сопьется окончательно и умрет. А Змееглав будет бессмертен и станет в итоге властителем над мертвыми. Да, конец, наверное, будет такой. Как ты думаешь?

Мегги посмотрела на него. Ее волосы отливали золотом в лучах утреннего солнца. Такого цвета были волосы у Резы, когда он впервые увидел ее в доме Элинор.

— Может быть, — ответила она тихо. — Но будет ли конец другим, если Перепел останется здесь? Разве может он в одиночку справиться с таким количеством врагов?

— Перепел!

Лягушки испуганно попрыгали в воду от раскатистого крика: через кусты к озерку топал Силач.

Мо поднялся.

— Может, не стоит кричать это имя на весь лес? — заметил он негромко.

Силач оглянулся с таким испугом, как будто латники уже стояли за деревьями.

— Прости, — пробормотал он. — С утра у меня башка вообще плохо варит, а еще после вчерашней выпивки… Там этот мальчишка. Ну, ты знаешь, который у Орфея работает и в которого Мегги… — Силач запнулся, поймав взгляд Мегги. — Ну вот, что ни скажу, все глупость выходит! — застонал он, закрывая ладонями круглое лицо. — Сплошная глупость! Но я не нарочно, просто у меня так получается!

— Фарид. Его зовут Фарид. Где он? — Лицо Мегги озарилось радостью, хотя она и старалась не подать виду.

— Ну да, Фарид. Странное имя. Как будто из песни, правда? Он в лагере и хочет поговорить с твоим отцом.

Улыбка Мегги погасла так же мгновенно, как появилась. Мо обнял ее за плечи, но от любовной печали отцовские объятия не помогают. Проклятый мальчишка!

— Он прямо не в себе, осел еле на ногах держится — мальчишка его чуть не загнал. Перебудил весь лагерь. «Где Перепел? Мне нужно с ним поговорить!» Больше от него ничего не добьешься.

— Перепел! — такой горечи в голосе Мегги Мо еще не слыхал. — Я ему тысячу раз говорила не называть тебя так. Вот дурак!

Влюбилась не в того. Но сердцу ведь не прикажешь!

Злые слова

«О Господи! — взмолился он из самой глубины сердца.

— Дай мне возможность вырваться отсюда!»

Джон Ирвинг. Правила Дома сидра[13]

— Дариус! — Элинор опротивел собственный голос. Он звучал отвратительно — брюзгливо, раздраженно, нетерпеливо. Вроде бы раньше он таким не был…