Чернильная смерть - [123]

Сажерук щелкнул пальцами, и пламя потеряло человеческие очертания. Теперь оно вилось вокруг окна, словно растение.

— Не бойтесь. На камне останется немного сажи, вот и все. Зато пока, — он посмотрел на Брианну, зачарованно глядевшую в огонь, — очень красиво получилось, правда?

Да, получилось действительно красиво. Пламя обвило оконную раму красными листьями и золотыми плодами. Туллио невольно шагнул поближе, но Виоланта грубо потянула его назад.

— Убери это, Огненный Танцор! — крикнула она. — Сию минуту!

Сажерук, пожав плечами, повиновался. Гнев Виоланты не произвел на него никакого впечатления, что пугало дочь Змееглава. Мо видел это по ее глазам.

— Было действительно очень красиво, вы не находите? — спросил он, проводя пальцем по испачканному сажей подоконнику. Ему все еще казалось, что он видит трех сестер, глядящих в окна.

— Огонь не бывает красивым! — презрительно ответила Виоланта. — Ты когда-нибудь видел, как погибает в огне человек? Люди горят долго.

Она явно знала, о чем говорит. Сколько ей было лет, когда она впервые увидела казнимого на костре? А на виселице? Сколько мрака может вынести ребенок, прежде чем этот мрак поселится в нем навсегда?

— Пойдем со мной, Перепел. — Виоланта круто повернулась. — Я хочу показать тебе кое-что. Тебе одному! Брианна, принеси воды и смой сажу.

Брианна поспешила прочь, украдкой взглянув на отца. Сажерук на мгновение удержал Мо.

— Берегись ее! — шепнул он. — Княжеские дочки питают слабость к комедиантам и разбойникам.

— Перепел! — В голосе Виол анты звучало нетерпение. — Ты идешь?

Сажерук изобразил на грязном полу огненное сердце.

Виоланта стояла на темной лестнице, как будто сбежала от тысячи окон. Может быть, она любила полумрак, потому что все еще чувствовала на щеке родинку, за которую получила свое жестокое прозвище. Мегги слышала в детстве совсем другие обращения: лапушка, сладкая, солнышко… Она выросла в уверенности, что от одного взгляда на нее отцовское сердце переполняется любовью. Мать Виоланты, наверное, так же лелеяла свою дочурку, но все остальные смотрели на девочку с отвращением или, в лучшем случае, с сочувствием. Куда скрывался ребенок, каким была когда-то Виоланта, от неодобрительных взглядов, куда он прятался от бесконечной боли? Научила ли она свое сердце презирать всех, кого любят за красивое лицо? «Бедная дочь Змееглава», — подумал Мо, увидев, как она стоит на темной лестнице, с таким одиночеством в сумрачном сердце… Нет, Сажерук ошибается. Виоланта никого и ничего не любит, даже саму себя.

Она торопливо спускалась по лестнице, словно убегая от собственной тени. Она всегда ходила очень стремительно, подбирая длинные платья, словно при каждом шаге проклинала одежду, которую вынуждены были носить женщины в этом мире.

— Пойдем, мне нужно показать тебе кое-что. Мать рассказывала, что библиотека в этом замке находится в северном крыле, возле росписи с единорогами. Не знаю уж, когда и почему ее перенесли в другое место, но вот посмотри сам… Здесь размещался караул, это комната писца, это женские покои… — шептала она, проходя по коридору. — Мост в северную башню, мост в южную башню, птичий двор, собачий двор… — Виоланта и в самом деле ориентировалась в замке, как будто прожила здесь много лет.

Сколько времени она провела за книгами, чтобы все это разузнать? Шум озера донесся до Мо, когда они проходили по двору с пустыми клетками — огромным и украшенными так искусно, словно решетка должна была заменить птицам деревья. Мо слышал мерные удары воды о камни, но на стенах были изображены дубы и вязы, на ветвях которых сидели целые стаи птиц: воробьи, жаворонки, дикие голуби, соловьи и рядом с ними соколы, клесты и малиновки, дятлы и колибри, уткнувшиеся клювом в большие красные цветы. Рядом с перепелом сидела сойка.

— Моя мать и ее сестры любили птиц. Поэтому дед не только велел рисовать их на стенах, но и покупал живых птиц из самых отдаленных стран и сажал сюда. На зиму клетки накрывали тканью, но мама заползала под нее. Иногда она часами просиживала с птицами, пока ее не находили няньки. А потом ей долго вычесывали перья из волос.

Виоланта шла все так же быстро. Ворота, еще один двор. Здесь стояли собачьи вольеры, на круговой стене были изображены сцены охоты, а все звуки перекрывал шум волн, далекий и в то же время совсем близкий. «Конечно, мать Виоланты любила птиц, — подумал Мо. — Она мечтала о крыльях. Наверное, они с сестрами только и думали о том, чтобы вырваться и улететь, и поэтому просиживали часами в птичьих клетках, покрываясь перьями».

Мысль о трех одиноких девушках тяжестью ложилась на сердце, и все же Мо очень хотелось показать Мегги и клетки, и росписи с птицами, единорогами и драконами, и Зал тысячи окон, и даже Неприступный мост, который при взгляде сверху словно плыл по поверхности озера. «Ты еще расскажешь Мегги обо всем этом», — твердо сказал он себе, как будто эти слова могли стать правдой, если повторять их с полной уверенностью.

Еще лестница, еще один крытый мост, словно висячий подземный ход между башнями. Дверь, перед которой остановилась Виоланта, была из черного мореного дуба, как все двери в замке. Дерево вздулось, и Виоланте пришлось надавить плечом, чтобы она открылась.