Черниговского полка поручик - [13]

— Ну, гляди! — сказал он ему.

Мужик, не расставаясь с кнутом, сутулясь, медленно шел вдоль строя, приглядывался к солдатам.

Своих обидчиков он опознал без особого труда. Вначале ткнул пальцем на высокого усатого Никиту Чмыря, стоявшего во второй шеренге, а через несколько минут указал на Ивана Завирюху.

Солдат вывели из строя. Гебель сурово спросил:

— Сколько денег отняли?

— Два рубля, — выпалили солдаты.

Гебель повернулся и вопросительно посмотрел на мужика. Тот под взглядом полковника чуть оробел, спохватился:

— Точно, два, ваше высокоблагородие! Сейчас я уже вспомнил, — нисколько не смущаясь, подтвердил крестьянин.

— А раньше говорил «десять». Так сколько же?. — повысил голос Гебель.

— Точно два, ваше… вы… вы… превосходительство. Это я обмишурился маленько.

— Обмишурился, обмишурился! — зло повторил Гебель и приказал обыскать виновных.

Солдат быстро обыскали. У них был найден только один рубль, который тут же возвратили мужику.

Мужик пересчитал деньги, положил их в карман, спросил, когда прийти за остальными. Ему велели убираться вон. Крестьянин бросил на дорогу обрывок кнута, поплелся к выходу. А виновников препроводили на гауптвахту.

Ивана Завирюху давно знал Муравьев-Апостол, не раз восхищался умелыми руками старого солдата. Никто во всем полку не умел так быстро и хорошо отремонтировать повозку, как Завирюха. На войне отличился храбростью. За шестнадцать лет службы оступился впервые и, видимо, в душе раскаивался за случившееся, но кому поведает о том бывалый солдат? Он знал, что самое страшное и позорное впереди: будет порка. Так и было.

Согласно сентенции командующего Первой армией, полученной месяц спустя, обоим солдатам предписывалась порка кнутом. Об этом решении раньше других узнал подполковник Муравьев-Апостол, и тогда он пригласил к себе Сухинова.

— Иван Иванович, сделайте любезность, найдите палача и договоритесь с ним, чтобы он пощадил солдат. Они уже давно раскаялись… Вот деньги, — сказал Муравьев-Апостол и протянул Сухинову пачку ассигнаций.

— Мне известно, что вы уже поступали подобным образом…

— А что поделаешь? Жалко бедняжек: люди же.

Когда об этом рассказали Пестелю, он улыбнулся:

— Узнаю Сергея Ивановича. Его почерк.

Естественно, о действиях Муравьева-Апостола стало известно всем солдатам полка. Не случайно уже после раскрытия заговора следственные органы задавали многим черниговцам один и тот же вопрос. «Чем взял Муравьев-Апостол целый полк?» И все ответили: «Добротой».

…Маневры войск третьего корпуса закончились в пятницу. Присутствующий на маневрах император Александр I почувствовал недомогание и всю субботу отдыхал в поместье графини Браницкой.

Командир корпуса генерал Рот в тот день все время находился в поле. На окраине Белой Церкви он проверял готовность к предстоящим состязаниям, на которых в воскресенье должен присутствовать сам император. Тренировка прошла успешно, и генерал Рот довольно подкручивал усы.

В воскресенье с утра моросил мелкий дождик, и лейб-медик Вилье, неотлучно находящийся возле императора, то и дело поглядывал в окно, думая, что, если погода не наладится, он порекомендует царю не выезжать из дома. Но вскоре солнце разогнало тучи, и день выдался на славу теплый, хотя шла вторая половина сентября.

За несколько минут до начала состязаний приехал Александр I в подготовленный для него павильон, рядом с которым на высоких скамейках, сделанных из досок, восседала многочисленная знать, а немного в стороне, сверкая медными трубами, разместился духовой оркестр. Чуть подальше толпились любопытные ребятишки, прибежавшие из Белой Церкви.

Ровно в двенадцать часов оркестр исполнил «Гром победы, раздавайся», этот полонез Козловского использовался в качестве государственного гимна.

Как только смолкли трубы, на поле появился первый всадник. Он с ходу красиво «взял» высокую перекладину, но, подскакав ко рву, заполненному водой, круто повернул вправо, в обход препятствия. Лошадь второго наездника перескочила через перекладину, а затем ров, но в последний момент всадник не удержался в седле и угодил в воду, это вызвало всеобщее оживление и тревогу, но когда он невредимый поднялся сильно замазанный грязью, раздался громкий смех.

Александр время от времени прикладывал к глазам подзорную трубу, рассматривал лица наездников, иногда бросал какие-то замечания стоящему рядом Аракчееву.

Уже более десяти наездников сделали попытку взять все пять препятствий, но неудачно. Командир корпуса генерал Рот нервничал: на тренировке все прошло так хорошо…

Но вот вдали показался очередной всадник, вороной конь плавно нес его к исходной линии. Всадник красиво сидел в седле, словно прирос к нему. Александр поднял к глазам подзорную трубу, заметил: «Поручик». Услышав слово царя, Аракчеев почесал пальцем свой огромный, с синими прожилками нос и, когда увидел, как поручик с ходу перемахнул через перекладину, красиво преодолел ров, приоткрыл рот, хотел что-то сказать царю, но царь упредил его:

— Превосходно! Превосходно! — восхищался он.

Поручик преодолел все пять препятствий и на полном скаку под аплодисменты удалился с поля. Царь повернул голову к Аракчееву: