Черниговское княжество X–XIII вв. - [47]
Изучая проблему феодальной раздробленности Черниговской земли на основе данных о политической деятельности ее князей, говоря об относительном единстве их, нельзя обойти вопрос о княжеских снемах, известия о которых прерываются во втором десятилетии XIII в. Подобно тому, как внуки Ярослава Мудрого после раздела «Русской земли» практиковали снемы[483], так и почти всем черниговским событиям рассматриваемого периода предшествовали, как сообщают источники, княжеские съезды. Записи о снемах в Черниговской земле становятся частыми после усобиц из-за Стародуба. Неизвестно, как был урегулирован вопрос о Стародубе после усобицы мая 1174 г., но на снеме 1180 г. мы видим единство князей земли, оформленное в терминах старейшинства (см. цитату выше).
Известные по летописи черниговские снемы происходили в 1180, 1190, 1194, 1195, 1196, 1206 гг.[484] Они, согласно источникам, касались общерусских предприятий Черниговского княжества, нет известий о разрешении на них внутренних вопросов. Возможно, на регулирование земских дел намекает сообщение о «рядах» Святослава Всеволодовича в 1180 г. Судя по тому, что известно о снемах на Руси, можно считать, что и черниговские снемы рассматривали вопросы о волостях, правовые вопросы и другие общечерниговские внутренние дела[485].
Несомненно, снемы способствовали выработке относительно устойчивых норм в распределении волостей земли, ибо «практика деятельности снемов была достаточно широкой, и как раз на практике складывались и определялись правовые нормы более или менее постоянного, устойчивого характера»[486].
Многие исследователи видели в Черниговском княжестве середины XII — первой половины XIII в. те или иные нормы или порядок в наделении волостями, в вокняжении на главных столах земли.
М. С. Грушевский, вслед за В. И. Сергеевичем, считая порядок так называемого «лествичного восхождения» князей при переходе со стола на стол книжной схемой XVI в., не существовавшей в реальности XII–XIII вв., делал исключение, замечая этот порядок среди князей Черниговской земли[487].
А. Е. Пресняков указывал, что во второй половине XII в. в спорах Ольговичей речь шла «не о разделе, а о наделении младших князей». Не соглашаясь с М. С. Грушевским по вопросу о «лествичном восхождении» в Черниговском княжестве, он, однако, отмечал среди черниговских князей «преемство по праву старшинства в роде». По его мнению «старейшинство каждый раз принадлежало старшему во всей группе черниговских князей по возрасту и влиянию: «княжаше въ Чернигове въ болыиемъ княжении, понеже бо старий братьи своей» (речь идет о Давыде Святославиче, — цитируется «Слово похвальное на перенесение мощей святых Бориса и Глеба»[488]. — А. 3.). В преемстве по старейшинству А. Е. Пресняков видел одну из форм «сеньората», «осуществление идей ряда Ярослава»[489]. Говоря о черниговском столе как о «большем княженьи» Черниговской земли, нельзя не вспомнить о том, что черниговский князь, судя по широко известной надписи на праздничной круговой чаре сына Давыда Святославича — черниговского Владимира (1139–1151 гг.)[490], назывался «осподарем великим князем».
Известия о черниговских событиях XII–XIII вв. дали обильный материал исследованию В. Т. Пашуто важнейших институтов государственной власти и, в особенности, характерных черт вассалитета Древней Руси. Например, предполагая существование на Руси XII в. элементов местничества, как одного из проявления иммунитета, В. Т. Пашуто находит бесспорный аргумент в словах черниговских князей, обращенных к киевскому (1139–1146 гг.) Всеволоду Ольговичу: «…осажалъся ими (Мстиславичами. — А. 3.) около, а намъ на безголовие и безъмѣттье и собѣ»[491].
Не рассматривая в данном случае детально вопроса о старейшинстве, «лествичном восхождении» или местничестве, важно отметить, что в Черниговской земле рассматриваемого периода существовала относительно устойчивая политическая структура, феодальная иерархия, несомненно связанная с административным членением территории княжества.
На основании летописных данных XII — первой половины XIII в. можно отметить существование княжеских столов в Курске, Трубчевске, Путивле, Рыльске, Козельске; вероятно, княжеские столы были в Стародубе, Сновске, Гомии, Корачеве и некоторых других городах[492]. Отсутствие усобиц (1174–1226 гг.), совместные действия на общерусской политической арене не исключали, однако, самостоятельных действий князей Черниговской земли в походах на половцев, борьбе за галицкое наследие и других предприятиях. В битве на Калке 1223 г. указаны черниговцы вообще, а также в отдельности «куряне, и трубчяне, и путивлици» со своими князьями (новгород-северцы не указаны)[493]. При анализе феодальной раздробленности в Черниговском княжестве следует говорить об обособлении княжеских волостей, но не об их отделении от черниговского стола.
Еще в конце 30-х гг. XII в. черниговские князья при вступлении на киевский стол, а позже и новгород-северские (Святослав Ольгович, Святослав Всеволодович) при переходе в Чернигов, пытались сохранить за собой новгород-северские и черниговские волости («Вятичи», «Радимичи», Подесенье, «Лесную землю»), находившиеся вне собственно черниговской и новгородской волостей. В 1223 г. при перечислении старших князей в Русской земле, возглавлявших поход на Калку, о Мстиславе Святославиче (внуке Всеволода Ольговича) в Ипатьевской летописи сказано, что он княжил «в Козельскѣ и в Чернигове», вариант Хлебниковской — «Мьстиславъ Козелскыи въ Чернътовъ»
