Черниговцы - [2]

— Что ж, сердце чистейшее, а придворных наружностей не знает, — говорил Кутузов с лукавой усмешкой, щуря левый глаз, единственный зрячий (правый был выбит турецкой пулей). — Весь век провел в поле, начал с нижних чинов, пообтерся среди солдат — ну, натурально, придворному обращению не обучился, к ласкательству не привык. Потому и бывает неугоден. — Он помолчал и затем повторил со вздохом, бросив искоса взгляд на сидевшего тут же Матюшу: — А сердце чистейшее, как у ребенка.

Матюша с напряженным вниманием слушал эти разговоры, и у него мало-помалу складывалось представление о том, что царь и Россия совсем не одно и то же.

В 1800 году, осенью, Иван Матвеевич с семьей вернулся в Петербург, где провел всю зиму. Матюша помнил ряды лип вдоль Невского проспекта, пудреные косы гатчинских солдат, грохот барабанов по утрам. Барабаны пугали его, так как в Гамбурге он привык к тишине на улицах. Помнил он и встречу с императором Павлом. Это было в ноябре, в день его именин, когда oн, в красной курточке и новых башмаках с бантами, возвращался с матерью, четырьмя сестрами и маленьким Сережей от обедни. Погода была ненастная. Вдруг кучер осадил на всем скаку лошадей. Мать вышла из кареты, вытащила всех детей и шепнула им: «Государь!» Пронеслась тяжелая золоченая карета, за ней скакали всадники в каких-то странных шлемах с перьями. Из окошка высунулось нахмуренное курносое лицо. Матвею показалось, что император скорчил ему гримасу. Он подумал, что он сделал это нарочно, чтобы его позабавить, и громко рассмеялся. Погода была скверная, под ногами хлюпала грязь, и, когда уселись снова в карету и тронулись в путь, вдруг обнаружилось, что у Матвея с правой ноги пропал башмак. Он сам не заметил, как потерял его в грязи.

Потом еще воспоминание. Солнечное мартовское утро. Матюша проснулся веселый и бежит босиком к окну — взглянуть на солнышко, на снежный покров Невы, изрытый рубцами трещин. Он удивлен, что так много народу на набережной: господа в круглых шляпах, офицеры в киверах. И гуляют все не по тротуару, а прямо по мостовой, где грязный снег. Как-то особенно раскланиваются, обнимаются и целуются. «Что это, пасха?» — спрашивает Матюша у матери. Та отвечает: «Нет, они поздравляют друг друга с новым государем». В доме в этот день была суета, приезжало много народу — все в лентах и орденах и почему-то с радостными лицами. До слуха Матюши долетали странные разговоры: говорили о «несносном тиранстве» умершего императора, о том, что он хотел посадить своего наследника Александра в крепость и запрещал носить круглые шляпы. А вечером Матвей узнал из разговоров слуг, что император Павел умер не своей смертью: его задушили ночью. «Это, наверное, за то, что он был тиран и не любил Суворова», — думал Матвей, ложась в постельку под пологом и крестясь на ночь. Когда он закрыл глаза и стал уже засыпать, ему вдруг представилось нахмуренное курносое лицо в окошке золоченой кареты: убитый император корчил гримасы и дразнил его высунутым языком. Мальчик поднял крик, разбудил Сережу, который тоже принялся кричать. Прибежала мать, Матюшу напоили чем-то, и он успокоился.

В мае 1801 года все многочисленное семейство переселилось в Испанию, в Мадрид, куда отец был назначен посланником. Там к мальчикам был приставлен дядька-испанец. Как-то без ведома родителей он вместо прогулки повел их на бой быков, так как, подобно всем испанцам, был страстным любителем этого зрелища. Мальчики были в восторге от музыки и ярких, блестящих одежд пикадоров и матадоров[3]. Но, как только бык ранил первую лошадь и она заметалась по арене, волоча за собой выпавшие кишки, оба заплакали, и их пришлось увести. Отец после этого прогнал дядьку-испанца.

Матвею исполнилось десять лет, Сереже — семь. Пора было подумать об учении, и Анна Семеновна повезла сыновей в Париж, оставив остальных детей — четырех девочек — на попечение отца и гувернанток. Францией правил тогда генерал Бонапарте, носивший титул пожизненного консула. Анна Семеновна поместила Матвея и Сережу в одну из лучших школ Парижа — пансион Гикса, старого якобинца, бывшего аббата, а теперь горячего приверженца генерала Бонапарте, упрочившего, как он говорил, республиканские начала равенства. В пансионе monsieur (мосье) Гикса проходился курс des humanites, то есть гуманитарных наук; на первом месте стояло преподавание политических предметов, истории и латинского языка. Пансион помещался на окраине города, на тихой улице с садами, шедшими сплошным рядом по обе стороны, в старинном здании с гулкими сводами, где когда-то был монастырь. Матвей и Сережа занимали вдвоем маленькую келью, выходившую окнами в старый, запущенный сад. Устроив сыновей, Анна Семеновна вернулась в Мадрид.

В 1804 году Франция превратилась в империю, генерал Бонапарте стал императором Наполеоном I. В декабре он короновался в старинном соборе Парижской богоматери. Короновал его сам римский папа, нарочно приехавший для этой цели в Париж. Матвей и Сережа видели проезд императора по улицам, наполненным восторженной толпой, и принимали участие в празднествах, устраивавшихся в этот торжественный день.