Черная жемчужина - [60]

– Почему меня должны исключить?! – чуть не вскрикнула я. – Из-за папы?! Но ведь должны разобраться… Кто тебе все это наговорил?!

Мама покачала головой и повернула обратно к Советской площади, на которой находилась моя школа № 1.

Так странно… отца забрали только ночью, а как будто весь город уже все знал. Ну весь не весь, а директор знал. Документы мои уже были готовы. Мы пришли. Нам их отдали. Слова никто не сказал. Ни здрасти, ни до свиданья. И моя всегда такая вежливая мама держалась так же. Как будто она показывала мне, что мы теперь всегда будем жить в этом мире всеобщего отторжения, как будто начинала меня к нему приучать. Она и в самом деле навсегда поселилась в этом мире, ну а мне жизнь все-таки иногда улыбалась…

А тогда я подумала опять: кто же ей что сказал, если она так мгновенно смирилась с папиным арестом и с тем, что наша жизнь рухнула?! Я хотела спросить, но у нее было такое лицо, что я ничего спрашивать не стала. Мы взяли мои школьные бумаги, ведомости там за прошлые годы, медицинские справки, мама положила их в свою сумку, к тем немногим деньгам, которые у нас остались, – и мы пошли на вокзал, волоча свои узлы и чемоданы, которые с каждым шагом становились все тяжелее и тяжелее.

Странно, они такими тяжелыми казались, а потом, когда мы к бабушке приехали и распаковались, оказалось, что вещей на самом деле так мало, но мама никогда меня не упрекнула за то, что я так неладно собиралась. Она словно бы чувствовала, что наша с ней разлука не за горами, и не хотела ни минутой недовольства отравлять то время, которое нам еще оставалось.

* * *

– Положите сумку на стол и поднимите руки вверх, – холодно скомандовал старик.

Алена тупо смотрела в ствол. В нее пару раз в жизни целились из пистолета, а однажды даже стреляли… кабы не прикрыл тогда добрый человек, не стояла бы Алена Дмитриева сейчас под очередным прицелом очередного пистолета.[18]

Не сводя глаз с черного отверстия, воспетого множеством мастеров слова столь живописно, что не стоит и пытаться их превзойти, она медленно потянула с плеча ремень сумки. Рука скользнула мимо кармана, Алена чуть подалась вперед, чтобы не уронить сумку мимо стола, а когда вновь повернулась к старику, правая рука ее тоже оказалась вытянута вперед и, как это ни вторично, тоже стискивала рубчатую рукоять пистолета.

Ну разумеется, рубчатую! У всех пистолетов и револьверов они рубчатые, гладкую просто не удержать во вспотевшей ладони, выскользнет одномоментно. И совершенно непонятно, почему этот сам собой разумеющийся эпитет – рубчатая – так любим всеми творцами триллеров, детективов и прочих остросюжетных произведений. Однако штампы – вообще вещь упрямая, как и всякие факты. Рукоять рубчатая, да… и одно лишь прикосновение ее к ладони мигом придает бодрости тому человеку, который эту самую рукоять сжимает.

Не стала исключением и Алена Дмитриева.

Однако ожидаемого эффекта это не произвело.

– Хм, страсти какие! – сказал Жуков весьма пренебрежительно. – «Беретта» газовая, верно?

Алена читала, что профессионал с одного взгляда может отличить газовый ствол от огнестрельного, и, что характерно, уже один раз сталкивалась с таким профессионалом.[19]

Вот так же лихо вскидывала она свою «беретту», а ей в ответ звучало столь же пренебрежительное – хм… Что-то профессионалов развелось слишком много, ну буквально на каждом шагу на них натыкаешься! И это в наше мирное, такое мирное время!

– Ну, «беретта», – сказала она, пряча обиду. – И что?

– Несерьезное оружие, – фыркнул Жуков. – То ли дело мой «вальтер».

Вот теперь настал черед фыркать Алене Дмитриевой. Как-то так складывалась ее жизнь, что превалировали в ней две марки пистолетов: или «беретта», или «вальтер», третьего, как говорится, не дано. Впрочем, подержаться за «вальтер» ей выпало тоже не за настоящий, а за пневматический… хотя и с его помощью она добилась однажды немалых успехов у парочки сексуально озабоченных хакеров.[20]

– Вы, конечно, думаете, это пневматика? – Теперь нотки обиды зазвучали в голосе старика. – Напрасно, он вполне убойный. Трофейный, немецкий, отличное оружие.

– Ну знаете, «беретта» у меня тоже немецкая, – сообщила Алена. – И если я спущу курок, заставлю вас заплакать горькими слезами. Авось да собью вам прицел, пока вы тут будете задыхаться, плакать и чихать.

– А вы не будете задыхаться, плакать и чихать? – довольно ехидно спросил Жуков. – Или у вас противогаз припасен в кармане?

– Нету у меня противогаза, – чистосердечно призналась Алена.

– Тогда положите свою пукалку.

– Не положу. – Она демонстративно передвинула кнопку предохранителя. – Видите? Теперь, если вы в меня выстрелите, я просто рефлекторно в вас выстрелю тоже.

– Результаты будут несопоставимы друг с другом, – довольно кровожадно констатировал Жуков. – Вы будете убиты, ну а я чихну пару раз.

– То есть вам наплевать, что выстрелы услышат соседи? Глушителя на вашем стволе не видно. И, извините, что вы будете делать с трупом? – осведомилась Алена, сама удивляясь своему спокойствию и даже хладнокровию. Правда, тотчас она вспомнила, что уже второй раз за этот день размышляет о судьбе своего трупа. Вот уж правда, человек ко всему привыкает. – Или надеетесь списать на необходимую оборону? Сомневаюсь я, честное слово, что даже вам с вашими регалиями это сойдет.