Чёрная вдова - [9]

— Эдик… Эдвард Метс… — и торопливо добавила: — А имя его девушки Ивика. Фамилию не знаю.

— А теперь припомните, пожалуйста, вы целый день двадцатого декабря провели у подруги?

— Нет. Я и восемнадцатого, и девятнадцатого приходила домой. В первый вечер я накормила их, постель застелила свежую, потом ушла к соседке, сказала ей, что родственники приехали, а на следующий день часиков в двенадцать дня наведалась. Надо было обед приготовить, пообщаться немного, гости все-таки. Я сразу спросила, когда молодые просыпаются, но они только засмеялись: дескать, в двенадцать вечера по нашему времени.

— Что значит «по нашему»?

— Так племянник у меня за границей живет…

— Где? — перебил Виктор.

— Да зачем вам это? — с некоторым раздражением спросила женщина. — Он ни в чем таком не замешан. И вообще, он просил… — Она запнулась и растерянно посмотрела на следователя.

— Так о чем он просил?

— Послушайте, пока вы не объясните мне, в чем дело, я не собираюсь больше отвечать ни на один ваш вопрос.

— Тогда вам придется провести здесь времени больше, чем вы думали… Вы обязаны отвечать на мои вопросы, поясню — почему. Дело в том, что двадцатого числа с вашего домашнего телефона был сделан звонок Валентине Алексеевне Райдма. Знаете вы такую?

— Конечно знаю! — удивилась женщина. — В Нарве не так уж много тех, кто говорит по-эстонски. А Валя — бабушка Томаса Кирса, друга моего племянника, говорит свободно, даже без акцента. Но я не звонила ей… Может, Эдик звонил, чтобы узнать, где друг сейчас. Валя мне как-то говорила, что Томас тоже живет за границей. Но я не знаю, был ли он в эти дни в Эстонии, Эдик ничего мне не говорил об этом. Когда он приехал в гости, я ему сразу все новости выложила.

— Какие новости? Можете припомнить?

— Да про Юльку… Про мальчишек с нашего двора: где они сейчас, чем занимаются…

Виктора совершенно не интересовали ни мальчишки, ни Юлька, но приезд некоего Эдика, друга Томаса Кирса, к тетке дал пищу для размышлений.

— Я правильно вас понял: племянник просил никому не рассказывать о его приезде?

— В общем-то, да-а… — неуверенно протянула Линда Элиссон. — Он не просил, а строго-настрого приказал никому и никогда не говорить о том, что он приехал и где он живет за границей. Он за все то время, что живет в Америке, приехал в Эстонию первый раз. Не предупреждая. Для меня это было как снег на голову. И сразу сказал, что не хочет, чтобы кто-нибудь узнал о том, что он в Нарве.

— Кто именно не должен был узнать о его приезде? У него были основания кого-то или чего-то опасаться?

— Не думаю… — замялась Линда и отвела глаза в сторону. — Мне кажется, что он просто не хотел ни с кем встречаться. Почему, не особо объяснял. — Женщина явно что-то не договаривала. — Попросил как-то так… дайте-ка припомню… в общем, что, мол, есть тут придурки, век бы их не видать, а то начнут расспрашивать, что да как, да навяжутся еще чего доброго в гости… Я поняла, что эти люди, которых он не хотел видеть, могут напроситься к нему в Америку, а вы сами понимаете — ни к чему это Эдику. Если бы они друзьями были, тогда другое дело… А таких — захребетников, которые на халяву хотят за границей пожить, у нас полным-полно. И нечего их приваживать. У них только одно на уме…

— Подождите, Линда, — прервал ее комиссар, — я не совсем вас понимаю. О каких захребетниках вы говорите? Кто это такие?

— Да знаете, — заторопилась женщина, — ко мне как-то, после его отъезда в Америку, заходил один тип, неприятный очень, интересовался: где Эдик, что да как с ним?

Линда замолчала. Виктор мягко спросил:

— Что дальше? Вам угрожали?

— Да нет… — замялась женщина. — Мне кажется, что об этом вообще не стоит говорить, столько времени прошло. И Эдик не велел.

— Что не велел ваш племянник?

И видя, что женщина не может решиться на разговор, спокойно добавил:

— Линда, я думаю, что это в наших общих интересах — помочь вашему племяннику. А что если ему угрожает опасность? Вы же сами понимаете, что «захребетников», как вы изволили выразиться, всегда можно отшить. В конце-концов никто ведь вашего племянника не тянул за язык, так что он мог бы сказать, что живет в Таллине. Или, скажем, не в Эстонии, а в Латвии, в России… Да мало ли где, кому какая разница. Но если ваш Эдик не хотел, а может быть, боялся с кем-то встретиться, то это уже другой вопрос. Значит, у него были основания чего-то или кого-то опасаться. Причем серьезные основания, так?

И видя, что женщина колеблется, спокойно добавил:

— Линда, я ничего не собираюсь записывать. Я просто хочу понять, что происходит, и помочь, если смогу. А вдруг над вашим племянником нависла угроза расправы? Вы поймите, этот разговор между нами…

— Ладно… Расскажу. Года три назад Эдик в последние дни перед отъездом из Эстонии чего-то очень опасался и велел говорить, если кто-то будет интересоваться, куда он уехал, — мол, не знаю, куда, кажется, в Россию. Уехал и не вернулся, пропал. Мама Эдика, моя сестра, умерла на тот момент скоропостижно — инсульт приключился. Она ко мне за несколько дней до своей смерти приезжала и тоже умоляла говорить всем, что Эдик бесследно исчез.

Виктор Белых сидел ошарашенный признанием Линды.