Черная вдова, или Ученица Аль Капоне - [13]

– Уходи, – прошептала она. – Пожалуйста, уходи, я не могу видеть тебя…

– Что-то я перестарался сегодня, – заметил Денис. – Больно?

– Нет. Уходи.

– Не ври, Коваль! – произнес он, садясь в ее кресло и закуривая. – Тебе больно, у тебя спина кровоточит. Но ты, сучка, не признаешься, чтобы мне удовольствия не доставить.

– Денис, – проговорила Марина, поднимаясь наконец с пола. – Я очень прошу – уйди. Мне не больно и не плохо, мне никак. Я устала, я больше не хочу тебя, понимаешь? Я боюсь, что однажды ты просто убьешь меня. Мне никогда не нравились твои причуды, но я терпела. А теперь – все, не могу больше, силы кончились. Финиш.

Она тоже взяла сигарету, щелкнула зажигалкой, накинула халат, мгновенно прилипший к иссеченной спине, и невольно поморщилась.

– Что, все-таки больно? – заметил Нисевич.

– Нет.

– Так и не скажешь, кто драл тебя все выходные?

– Ты слышал. Это моя жизнь, я свободная женщина и сплю, с кем захочу, – отрубила Коваль, затягиваясь сигаретой.

– Нет, Коваль! – засмеялся Денис. – Не свободная ты, и спать будешь со мной, только я могу дать тебе то, что нужно. Ведь ты любишь мои игры, пусть не все, но любишь, иначе не позволяла бы.

Он грубо схватил ее за руку и притянул к себе, сдирая лифчик.

– Вот мои следы, – он водил пальцем по левой груди, заставляя Марину вздрагивать. – Ты никогда не разрешила бы, если б сама не хотела.

– Убери руки, – зашипела она, вырываясь. – Ты изуродовал меня, пришлось татуировку делать, чтобы скрыть сигаретный ожог. Ты болен, Денис, признайся в этом хотя бы себе! Я не стану больше терпеть твои извращенные фантазии, я гожусь для чего-то лучшего.

– Ну, конечно, трахаться с этим лысым хреном ты годишься! – огрызнулся Нисевич, вставая. – А он, если вдруг узнает о твоих причудах, рванет от тебя со скоростью курьерского поезда! Кому нужна такая…

– Успокойся, он знает, – перебила Марина с некоторым даже торжеством. – И его это не волнует. Потому что ему нужна я, а не мое отдельно взятое тело, умеющее отлично и с выдумкой трахаться.

– Не тело, говоришь? А что же еще? Вся ты – это пара сладких сисек и упругий зад, ничего больше у тебя и нет. Так что не обольщайся сильно на свой счет. Все и всегда только это в тебе и будут ценить, дорогая моя Марина Викторовна! Так что не верти хвостом.

– Да пошел ты на хрен! – заорала Коваль, не сдержавшись, и это было ее роковой ошибкой…

– Ну уж нет, теперь я точно не уйду, пока не получу того, за чем пришел! Ты всегда думаешь только о себе и никогда – обо мне. У меня нет ничего, кроме этих ночей с тобой. А ты вдруг решила и это отнять? Иди ко мне, иначе будет хуже! – пригрозил Денис, раздеваясь и ложась на диван. – Ну, что замерла?

– Я не пойду.

– Хочешь, я покажу тебе, как ты не права? Еще пара секунд, и ты пожалеешь, что упиралась. Ведь ты же меня знаешь!

Марина прекрасно знала, что он имеет в виду, но ее вдруг понесло, и она потеряла остатки осторожности:

– Я же сказала, что ты больше не тронешь меня!

Денис пулей слетел с дивана и с размаху ударил ее по лицу. Марина обмякла в его руках, и начался кошмар… Потом ей говорили – еще повезло, что быстро потеряла сознание и Денис утратил интерес к безжизненному телу.

Когда санитарка, пришедшая мыть полы, не смогла открыть дверь кабинета, а телефон не отвечал, в отделении поднялась паника. Доктора, почуяв неладное, сломали замок. Картина им предстала еще та – их стерва-заведующая лежала на полу в луже крови, в разодранном в клочья белье, иссеченная и изрезанная, со следами сигаретных ожогов. Только ноги и руки не пострадали. Прибежавшие медсестры подняли такой крик, что Коваль очнулась, окинув собравшихся непонимающим взглядом. Над ней склонился Виталя Арбузов:

– Марина Викторовна, кто это сделал?

Она молча закрыла глаза. Вот то, чего она так боялась – не может она назвать имени, никто не заставит ее сделать этого, Денис сможет спать спокойно.

Марину увезли в перевязочную, где хирурги долго обрабатывали раны, накладывая швы и повязки. Она теряла сознание от боли, орала не своим голосом…

В отдельной палате хирургического отделения вечером ее навестил милиционер, но Марина не стала писать заявление, сославшись на то, что не разглядела напавшего. А совсем уж ближе к ночи приехал Федор, остановился на пороге палаты, не решаясь войти.

– Привет, – произнесла Коваль опухшими губами.

– Привет. К тебе можно?

– Доступ к телу свободный, – пошутила она, хотя больше всего хотелось заплакать.

Он сел на табуретку и взял Маринину руку в свои.

– Что случилось? Я тебя потерял, думал, что дежурить осталась. А потом позвонил, сказали, что ты в хирургии лежишь. Что у тебя с губами?

– А хочешь, покажу, что у меня со всем остальным?

С этими словами она откинула простыню, и ему открылось ее тело, местами заклеенное, местами просто обработанное зеленкой. Федор в ужасе оглядел все это «великолепие» и выдохнул:

– Я же просил тебя… Очень больно?

– Уже нет.

– Это, как я понимаю, твой доктор приласкал тебя излишне горячо? – мрачно поинтересовался он.

– Это уже не важно. Нет, не уходи, не оставляй меня, – взмолилась Марина, видя, что он собрался встать. – Я понимаю, что прикасаться ко мне сейчас тебе противно, но ты просто посиди рядом…