Чёрная вдова - [18]

За ужином договорились, что Глеб заедет за Николаем Николаевичем завтра к одиннадцати часам утра. Потом они встретят Вику и сразу отправятся в Ольховку.

— Стряхну с себя московские заботы, поброжу с ружьишком по лесу, — мечтательно произнёс Вербицкий. Он был заядлым охотником.

Глеб засиделся у Николая Николаевича до начала двенадцатого.

— Не мешало бы позвонить отцу, — прощаясь, сказал Глеб. — Предупредить.

— Ой, — поморщился Вербицкий, — эти пышные встречи, застолья… Я же знаю Семена Матвеевича! Мы тихо, скромненько.

Он проводил Глеба до лифта.

А когда Ярцев вернулся домой, Лена бросилась ему на шею, довольная поездкой к родителям, радостная от того, что хоть остаток вечера они проведут вместе, попивая холодное шампанское. По её словам, отец действительно собирался в Средневолжск накануне Нового года, но теперь не приедет. И вообще до весны не выберется. Глеб сообщил, что завтра повезёт Вербицких в Ольховку.

— А как же праздник? — жалобно вырвалось у Лены.

— Так в запасе целых двое суток! Успею вернуться десять раз!

— Смотри, — шутливо погрозила мужу Лена, — положит на тебя глаз московская художница.

— Вот уж чего не приходится опасаться! Ты бы видела эту страшилу!

Жена встала, подошла к нему сзади и тёплыми руками обняла за шею. Её волосы, мягкие, пушистые, пахнущие шампунем, щекотали Глеба.

— Боже мой, — не то прошептала, не то простонала Лена, — какая же я счастливая!

Он ощутил трепет молодого, жаждущего ласки тела.

— Ну? — тихо произнесла жена.

— Пойдём, — так же тихо и ласково ответил Глеб.

Ровно в одиннадцать Ярцев подкатил к гостинице «Волжская». Вербицкий, стоявший под большим бетонным козырьком, приветствовал его поднятием руки и солидно подошёл к машине.

— По тебе можно сверять часы, — сказал он, довольный, устраиваясь рядом с Глебом и энергично пожимая ему руку.

Глеб отметил про себя, что Николай Николаевич одет не по-полевому. Рассчитывает на амуницию отца?

— Ну и погодка! — озираясь, сказал Вербицкий.

— Все же лучше, чем гололедица, — ответил Глеб.

С неба сыпался не то снег, не то дождь. Из-под колёс автомобилей веером разлетались серые брызги. Дворники едва успевали смахивать с лобового стекла грязные потёки.

— Завтра обещали мороз. Так что гололёд обеспечен.

— Но мы уже будем в Ольховке.

Так, перебрасываясь незначащими фразами, доехали до вокзала, где пришлось протомиться в ожидании опоздавшего поезда три часа. Наконец объявили прибытие московского.

Когда возле них медленно остановился мягкий вагон, Николай Николаевич радостно замахал кому-то в окне и бросился к двери.

Глеб едва поспевал за ним. Пришлось ждать, пока выйдут скопившиеся в проходе пассажиры. Потом они зашли в опустевший вагон, пахнущий цитрусовыми: все пассажиры были увешаны авоськами с апельсинами и мелкими бледными мандаринами.

— Привет, — спокойно сказала стоящая у входа в купе женщина в джинсах, высоких сапогах, меховой короткой курточке и огромной лисьей шапке.

Вербицкий запечатлел на её полных, сочных губах нежный поцелуй, потрепал по щеке и нырнул в купе, откуда донеслось нетерпеливое радостное собачье повизгивание.

— Ну, здравствуй, Глеб! — протянула ему длинную изящную кисть незнакомка, чудесные глубокие серые глаза которой смотрели с чуть насмешливым любопытством.

— Вика! — Глеб задержал её ладонь в своих руках, от неожиданности растеряв все слова, которые приготовил для встречи. — Сколько лет, сколько зим!

— Я тебя сразу узнала, — сказала Вика, остановив свой взгляд на его ямочке на подбородке.

— А я тебя нет, — ответил Ярцев с улыбкой. — Честное слово! Ну прямо…

Договорить ему не дали: дородная женщина с двумя чемоданами разделила их. Вика отступила в купе. И когда Глеб вошёл в него, то увидел трогательную картину: Николай Николаевич расположился на сиденье, а в его колени упирался лапами лохматый пёс, стараясь лизнуть хозяина в лицо. Но псу не удавалось это из-за намордника.

— Познакомься, — показала на собаку Вика. — Дик.

Услышав своё имя, пёс повернул голову. Был он весь какой-то круглый, с плотным лоснящимся мехом и кольцом закрученным хвостом.

— Лайка, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс Ярцев.

— Порода! — протянул Николай Николаевич, потрепав собаку по загривку.

— Носильщика, наверное, надо?

— Зачем? — деловито взялся за чемодан Глеб, обозревая немногочисленный багаж Вики. — Управимся.

— Конечно, — поддержала она, надевая на плечо зачехлённое ружьё и беря в руки спортивную сумку. — А ты, папа, возьми мольберт. Надеюсь, донесёшь?

— усмехнулась дочь.

— Мы ещё можем! — бодро ответил Николай Николаевич, подхватывая деревянный плоский ящик, и, скомандовав собаке: «Рядом!» — первый двинулся к выходу.

Ярцеву помимо чемодана досталась ещё целлофановая сумка с рекламой сигарет «Кент», полная огромных, чуть ли не с голову ребёнка, грейпфрутов.

В машине Вербицкий сел рядом с Глебом, а Вика расположилась с собакой на заднем сиденье.

— Как мать? — поинтересовался Николай Николаевич у дочери. — Небось сердится на нас, что бросили?

— По-моему, даже довольна, — ответила Вика, не отрывая глаз от окна. Первый Новый год не будет торчать у плиты. Её пригласили Колокольцевы. Ты же знаешь, зимой у них на даче — прелесть!