Черная тропа - [130]

Заливистая трель звонка прервала эту тягостную сцену. Класс сразу же наполнился гомоном и шумом. Захлопали откидные крышки парт; урок математики был последним, и ученики поспешно собирали книги и тетради, торопясь домой. Наиболее проворные уже выбегали в коридор, на ходу прощаясь с учительницей, звонко перекликаясь друг с другом.

- Ну, а ты, Зина, на минутку останься. Дашь мне свой дневник, - сказала учительница, делая отметку в классном журнале.

Девчонка уже успела уложить книги: она растерянно взглянула на учительницу и покорно расстегнула сумку.

- Вот… - прошептала она, подавая обернутый в зеленую глянцевитую бумагу дневник.

Учительница развернула его и начала листать аккуратно заполненные странички.

- Как же это так получилось, Зина? По всем предметам у тебя пятерки, по моему тоже, а сегодня по алгебре я вынуждена поставить тебе двойку! Второй раз на этой неделе тебя спрашиваю, и второй раз ты не приготовила заданного… Плохо, очень плохо начинаешь учебный год!

Теребя кончик вплетенной в косу ленты, девочка исподлобья следила, как рука учительницы протянулась к чернильнице, обмакнула перо. Вот тонкие пальцы, сжимающие ручку, застыли над страничкой дневника, словно в нерешительности. Еще можно попросить, обо всем рассказать.

- Ольга Ивановна, я… мне…

Поздно! Перо, поскрипывая, выводит жирную цифру «2».

- Ты хотела что-то сказать, Зина? - спросила учительница, выжидающе взглянув на девочку.

Глубоко переводя дух, девочка вдруг всхлипнула и стремительно выбежала из класса.

Расстроенная непонятным поведением всегда ровной и спокойной ученицы, Ольга Ивановна устало откинулась на спинку стула.

«Тебе, моя милая, сегодня тоже следовало бы поставить двойку, - с грустной иронией укоряла она себя. - Люди говорят: опытный педагог! А ты с девчуркой поговорить не сумела…»

- Что это вы так задержались, Ольга Ивановна? - спросила пионервожатая, заходя в класс. - И вид у вас какой-то особенный… Чем-то взволнованы?

Ольга Ивановна порывисто вздохнула:

- Да, круглой отличнице вынуждена была поставить двойку.

- Зине Грицюк?

- Представьте себе, Грицюк. Ума не приложу, что с ней сталось?

- Несчастье у нее. Отец пришел домой…

- Позвольте, Анна Петровна, я что-то вас не пойму! Какое же это несчастье, если отец в семью вернулся? Наоборот, радость большая!

- Вы, Ольга Ивановна, новый человек у нас и многого еще не знаете. Ведь отец Зины отъявленный бандит. В лесу скрывался…

- Огорошили вы меня, честно признаюсь. Но девочка… девочка-то при чем? За грехи отцов дети не ответчики!

- Формально это так, а в действительности… Взять хотя бы Зину. Отшатнулись от нее все, «бандеровкой» дразнят. И матери ее несладко.

- Но почему же вы молчали? Так навеки ребенка искалечить можно!

- Я уже говорила с ребятами, объясняла. Но слишком уж озлоблены все против Грицюка. Банда, в которой он был, одно время терроризировала весь район. И в нашей школе есть сироты - отцов их убили и замучили бандиты. Галя Ткач, например…

- Да, страшно все это и больно… И тем не менее…

- Я понимаю вас, Ольга Ивановна, конечно же, Зину надо всемерно поддержать. Именно сейчас поддержать, в сложное для нее время. Я и пришла для того, чтобы поговорить с вами об этом.

- Что же, давайте обсудим, как нам действовать. Простите, я только сделаю одну пометку.

Ольга Ивановна раскрыла дневник в зеленой обложке и вычеркнула в нем двойку.

* * *

Уже неделю Федор Грицюк дома, но словно чужой он в своей собственной хате. Первые два дня он этого как-то не замечал. Слишком уже разительной была перемена в самом образе его жизни. С наслаждением помывшись и переодевшись во все чистое, почти сутки отсыпался он в мягкой и теплой постели, а проснувшись, с жадностью накинулся на горячую еду, на молоко, на свежий хлеб, испеченный из пшеничной муки свежего помола.

С чувством неосознанной досады он отметил про себя, что семья его живет ничуть не хуже, чем при нем, «кормильце», а во многом даже и лучше. И когда жена отлучалась, он заглядывал во все уголки и ревниво ощупывал все новые вещи, появившиеся в доме.

- Молодец, Варвара! - похвалил он жену. - Не хуже людей живешь… Не сломила тебя злая доля! Она взглянула на него с вызовом:

- Колхоз не дал сломиться. На ноги поставил…

- Что же, в этом колхозе всем такая оплата или, может, за угождение начальству? - ехидно спросил Грицюк, темнея лицом.

- Известно, за угождение! Только не за такое, как ты думаешь, а за угождение работой.

Сидя на низенькой скамейке, Варвара чистила картошку. Она выпрямилась и сказала решительно:

- Думала я думку, Федор, ночь не спала, все искала, как нам быть… И такое хочу тебе сказать: в новый дом старого духу не неси! Будешь волком в лес смотреть да жизни нашей мешать, сама на тебя заявлю: враг он, мол, наш неискоренимый.

- Выходит, лишний я стал? Мешаю тебе вроде?

- Ты против всей жизни пошел! Вот казнили вы людей смертью лютой, хаты их жгли, последнее забирали, а повернули жизнь? Только вдовьих да сиротских слез прибавилось. А жизнь пошла так, как люди радеющие ее направили.

Глаза Грицюка сузились, под кожей скул заходили желваки:

- Это что же за радетели такие?

- А будто сам не знаешь? Ты у совести своей спроси, может, она тебе подскажет, против кого руку направлял. Против тех, кто народ весь поднял, кто дочку твою в школе учит, кто за труды мои платит мне сполна, кто свет в этой хате зажег, машины всякие в село прислал!