Черная тропа - [127]

В кабинет незаметно вошел майор Петренко. Он протянул лейтенанту руку.

Его рукопожатие было крепким и искренним, хотя было ясно, что ему нелегко далось это признание своей неправоты.

- А теперь разрешите доложить, товарищ полковник? Целый день потратил, допрашивая этого паршивого мальчишку, внука старухи. Ничего не говорит! Наконец, признался: вальтер он давал Гиренко. Тот ему обещал за это подарить воздушный пистолет. Ну, естественно, взял клятву никому не говорить. Для большей гарантии припугнул.

- Теперь уже можно подводить итоги, майор! Давайте-ка их суммируем.

- Итоги таковы: пистолет офицера в отставке находился у Гиренко в момент убийства Власюка. После выстрела в окно, который Валя восприняла как хлопок, а Фесенко как удар камня о крышу, Гиренко видели убегающим от заводоуправления. Следы, оставшиеся на клумбе, подходят к обуви Гиренко. Наконец, так сказать, психологический аргумент: увольнение с работы за воровство могло побудить к преступлению.

- А вы что скажете, лейтенант?

- Я полагаю, что медлить нельзя. Необходимо задержать Гиренко и произвести у него обыск.

- Правильно, медлить больше нельзя. У нас достаточно материалов, чтобы изобличить убийцу!

* * *

Прошло много времени. Бандит Гиренко по приговору суда был расстрелян, и трудная работа по расследованию сложного дела об убийстве директора завода начала забываться. Люди, изобличившие преступника, решали уже другие важные вопросы общественной и государственной безопасности.

Но однажды вечером все волнения, связанные с этой двойной трагедией - Власюка и Новацкого, - с новой силой всплыли в памяти полковника Литовченко. Прогуливаясь как-то после работы по улицам города, он случайно встретился с человеком, тоже причастным к описанным выше событиям. Это был Банько.

Бывший председатель завкома утратил свою прежнюю гордую осанку и имел жалкий, потрепанный вид. Даже голос его изменился: исчезли басовитые начальственные нотки.

- Здравствуйте, товарищ полковник! - несмело поздоровался он.

Не проявляя особой приветливости, Литовченко остановился. С самого начала вынужденного знакомства Банько был ему глубоко несимпатичен, но теперь его пришибленный вид пробудил у полковника чувство, похожее на жалость.

- Здравствуйте, товарищ Банько. Как живете, где работаете?

Банько отвел в сторону глаза:

- Пока на иждивении жены. Болею…

- Кажется, вы по профессии токарь?

Бывший председатель глубоко вздохнул:

- Придется, по всей видимости, возвращаться к станку. - Вдруг он загорячился: - Пятнадцать лет проработал на руководящей работе и вот - благодарность! Какого-то шизофреника, видите ли, не разгадал!

- Не шизофреника, Банько, а человека… человека погубили! Неужели вы до сих пор не поняли, насколько вы очерствели и оторвались от народа!

- Вам легко говорить, полковник! Ведь вы - «карающий меч», а мы люди простые, - уныло съязвил Банько.

- Простые? Именно об этом вы и забыли! О долге быть отзывчивым и простым.

Распрощавшись с Банько, полковник не сразу забыл о нем. Жалость, вызванная его потрепанным видом, исчезла. Но долго еще у Литовченко не исчезало неприятное чувство, будто он прикоснулся к слизняку.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

В глухой чаще векового леса сидел на гнилом пеньке Василий Бондарь. Восковое, костлявое лицо его было сосредоточенно; потускневшие, глубоко ввалившиеся глаза пристально всматривались в измятый листок бумаги. Силясь преодолеть озноб и унять дрожь рук, Бондарь читал по складам:

«…Советское социалистическое государство прощает вину всем тем, кто явится с повинной».

- Видал, какую приманку Советы нам подбросили? Выходи, мол, с повинной, а мы тебя того! - И он обвел рукой вокруг своей жилистой шеи.

- Нужно им канителиться с нами… Сами в лесу подохнем! - нехотя, с горечью молвил Грицюк. Он только что намылил щеткой из осоки подбородок и щеки и теперь ожесточенно скоблил их острым осколком стекла от разбитой бутылки.

- Ну, ты, потише… Иначе душу из тебя вытрясу! - злобно выкрикнул Бондарь, и все тело его вдруг забилось в жестоком приступе кашля. Он кашлял долго и надрывно, захлебываясь и время от времени сплевывая на землю густо окрашенную кровью мокроту. Изможденное лицо его, со вздувшимися на висках венами, покрылось капельками пота.

Отбросив осколок стекла, Грицюк схватил жестяную кружку с гнилой болотной водой и помог Бондарю напиться. Потом он осторожно уложил его на сухие листья у куста, подмостив под голову свою стеганку.

Обессиленный приступом, Бондарь устало закрыл глаза. И сразу же лицо его словно утратило все признаки жизни. От полукружия опущенных век, туго обтянутых кожей скул, заострившегося хрящеватого носа повеяло мертвенным покоем.

И только дыхание, со свистом вырывавшееся сквозь стиснутые зубы, свидетельствовало о том, что Бондарь еще жив.

Прислушиваясь к этому свистящему дыханию, Грицюк с ужасом ждал, что оно вот-вот прервется. Страшная мысль, что он может остаться в лесу совсем один, впервые промелькнула в его сознании со всей суровой отчетливостью. Отгоняя эту мысль, он поправил стеганку под головой больного, подгреб под его бока охапку листьев. Бондарь открыл глаза.

- Ну, вот! - обрадовался Грицюк. - Грозился душу вытрясти, а из самого она чуть было не улетела!