Черная троица - [44]

– Я беру тех, что слева, ты остальных, – забросив лютню на телегу, крикнул менестрель, поворачиваясь спиной к телеге и беря на изготовку свой меч. Инструмент жалобно звякнул, зацепив грифом руку брата Амбросия. Тот, однако, в себя не пришел – впрочем, толку от него сейчас не было бы никакого.

– А ты, смотрю, и нормально разговаривать можешь. – К своему собственному удивлению, Умберто в этой отчаянной ситуации смог пошутить.

– Когда тетива поет песню,

Струнам звенеть неуместно, —

нараспев произнес менестрель. – Меня зовут Джосси.

– А меня Умберто. – Лекарь снова обратился к молитве.

Еще два мертвеца рассыпались на куски, охваченные святым огнем. Третьего в очередной раз упокоил менестрель, ловким ударом снеся ему остатки головы.

– Силы Света, – раздался внезапно над головами изумленных Умберто и Джосси звонкий голос, – Волю Тьмы…

Посреди телеги стояла Клаудия. Вытянув руки в стороны и зажмурившись, она уверенно читала какую-то молитву. На мгновение девушку словно окутало призрачное пламя, в следующую секунду яростной волной ринувшееся от нее во все стороны. Когда этот бледное пламя касалось гниющей плоти или выбеленных костей, ожившие покойники просто исчезали, словно растворяясь в вечернем сумраке. Несколько мгновений – и с нападавшими было покончено. Клаудия же, вздохнув, в изнеможении опустилась на колени.

– Извини, папа, – тихо сказала она, – мама разрешила мне отправиться с тобой.

– Кгм… Ну, если так… – Растерявшийся от неожиданности Умберто не знал, ругать ли ему непокорную дочь за ослушание или же благодарить за спасение. Его выручил Джосси, к которому вновь вернулось его изысканное красноречие:

– О бесстрашная дева, что прекраснее розы и нежнее ландыша, благодарю тебя за спасение от жестокой и неминуемой смерти. – Менестрель склонился в глубоком поклоне.

– Какие пустяки, – смущенно пробормотала покрасневшая Клаудия.

– Это моя-то жизнь «пустяки»? – возмутился Джосси. – Ну уж нет! Так что в знак искренней признательности обязуюсь я сложить песнь о твоем подвиге. И будет столетиями она звучать от моря и до моря!

– Спасибо, – еще больше смутилась девушка.

Их прервал стон пришедшего в себя Амбросия:

– О-хо-хо, братия мои! Привиделся мне сон ужасный, будто восстали из своих могил покойники и собираются учинить злодейства всякие над живыми!

– Если бы это был сон, – пробормотал Умберто.

– Позвольте узнать, куда вы направляетесь? – Джосси убрал меч в ножны и, взяв лютню с телеги, забросил ее за спину.

– В столицу, – почему-то лекарь не стал уточнять, что цель их путешествия – аббатство Избавителя.

– Тогда не сочтите за дерзость мою смиренную просьбу присоединиться к вам. – Джосси прижал руку к груди. – Не скрою, что и сам я направлял стопы свои в сторону столицы.

Не дожидаясь ответа, он запрыгнул на телегу.

– Чем больше людей, тем спокойнее, – глубокомысленно заметил брат Амбросий.

Это замечание помощника келаря, а также то, что он совсем не удивился присутствию Клаудии, навело Умберто на подозрения, что монах отчасти был причастен к неожиданному появлению его дочери. Впрочем, впереди было еще несколько дней пути, и попутчик, весьма искусно владеющий мечом, был кстати.

Только пегие лошадки неодобрительно фыркали и косились на Джосси. Их прибавление еще одного пассажира совсем не радовало.

– Да, а откуда ты знаешь слова молитвы Судного Часа? – спросил у дочери Умберто, когда злосчастная роща осталась позади. Клаудия, опустив глаза, смущенно призналась:

– Мама научила… на всякий случай.

– Так… – с расстановкой протянул изумленный Умберто. – Ну-ка, негодница, рассказывай, чему тебя еще научила мать «на всякий случай»?

Менестрель, устроившийся позади них, с трудом подавил смешок.

Глава 3 Хоггард

Четвертый день путешествия подходил к концу, когда путники достигли предместий столицы. И первым издали показался королевский замок – островерхие крыши и устремленные ввысь башенки. Дома и фермы вдоль дороги попадались все чаще и чаще, пока не слились в сплошное городское предместье. Клаудия во все глаза смотрела на нарастающую суету – она никогда не была дальше Вермана с его шумными, но не такими уж многолюдными ярмарками. Менестрелю же подобная обстановка была явно не внове. Он мало смотрел по сторонам, а все больше бормотал что-то себе под нос. Умберто решил, что он готовится к выступлениям или же сочиняет очередную балладу.

Увидев наконец вдали городские ворота, нависающие серыми башнями над двух– и трехэтажными домиками предместий, лекарь обратился к менестрелю:

– Ты говорил, почтенный Джосси, что не раз бывал в столице. Как нам с Клаудией проще всего попасть на Конклав, в аббатство Избавителя?

– Аббатство находится за городскими стенами, с другой стороны от королевского замка. Но Конклав начнется только завтра, да и не так просто попасть туда даже столь уважаемым особам, как досточтимый целитель из Вермана и его прекрасная дочь. Поэтому предлагаю не спешить, а остановиться сегодня всем вместе на постоялом дворе «Три розы», что на Мясной улице. Она как раз начинается сразу вон от тех ворот. Кстати, они называются ворота Скелетов. Ну а завтра мы что-нибудь придумаем. У меня тут в городе есть кое-какие знакомые, и они, быть может, помогут моим спасителям!