Черная сотня. Происхождение русского фашизма - [49]

В целом можно сказать, что Солженицын и многие другие русские прибыли на Запад без надлежащей интеллектуальной подготовки и потому не смогли понять основные аспекты западной культуры и политики. Дала о себе знать и культурная изоляция, на которую они были прежде обречены. В публикациях Солженицына встречаются зерна истины; иногда их больше, иногда — меньше. Гнев Солженицына, направленный на разлагающийся Запад, и ярость, с которой он нападал на «наших плюралистов» (то есть русских либеральных диссидентов), были спровоцированы теми на Западе, кто возлагал большую или большую часть вины за несчастья России на русскую специфику, а не на большевизм — чуждую (западную) идеологию, импортированную против желания народа. Однако эффект высказываний Солженицына ослаблялся преувеличениями и неуравновешенностью.

То же относится к его художественно-политическим произведениям, в особенности — к «Ленину в Цюрихе». Намерение демифологизировать Ленина достойно похвалы, повесть сильно и хорошо написана, но в историческом смысле она содержит множество огрехов и кое в чем дезориентирует читателя. Борис Суварин, который знает историю вопроса значительно глубже, чем Солженицын (он был антикоммунистом за десятилетия до романиста и лично знал Ленина), справедливо отметил слабые места повести. Поездка Ленина в Россию через Германию в 1917 году и в те времена не была тайной; Парвус-Гельфанд (идеолог «перманентной революции»), изображаемый в роли злого гуру Ленина и даже Свенгали[130], не имел на него реального влияния — на самом деле Ленин презирал его.

Солженицын говорит, что Ленин — русский лишь на четверть. Что из этого? В конце концов в жилах русских царей было еще меньше русской крови, две трети русской аристократии были иностранного происхождения, не говоря уже о Пушкине, Лермонтове и многих других звездах русского небосклона. Солженицын может возразить, что романист имеет право на художественные вольности с историческимим фактами. Но тогда правы и оппоненты Солженицына, когда обвиняют его в создании новой мифологии, далекой от исторической правды.

Некоторые критики Солженицына явно перегнули палку, утверждая в пылу полемики, что он — новый фундаменталистский аятолла, проповедующий православный фашизм. Но, ввязываясь в драку с ожесточением, Солженицын и не мог ожидать, что его политическая философия будет принята без критики. Он никогда не пользовался жаргоном «черной сотни» и не проповедовал теократию. Но он безжалостно нападал на либералов, западников и «антипатриотов», и те, естественно, не оставались в долгу. Он ненавидит большевизм, но при этом сам — продукт советской системы; ему свойственны, как отмечает один из критиков, лучшие и высокие человеческие качества, но заметны и отзвуки войны, концлагеря и тоталитаризма. Метод его полемики с политическими противниками был определен его происхождением и средой, в которой он провел большую часть жизни. Он не был знатоком западной мысли и не попытался изучить ее всерьез, поскольку был занят огромным литературным проектом. Он отгородился от новых влияний. Неудивительно, что долгое пребывание на Западе лишь укрепило его предрассудки — точно так же, как поездка Достоевского в Лондон и знакомство с Хрустальным дворцом утвердили писателя в его предположениях о грядущей победе материальной цивилизации и близости всемирной катастрофы.

Некоторые из прежних друзей и доброжелателей Солженицына в Москве давно отошли от него. Лакшин, член редколлегии «Нового мира», писал, что Солженицын не признаёт равенства в духовных вопросах, что он пишет в традиции житий святых, причем его житие является образцом. Часть бывших товарищей Солженицына по оружию перешла в лагерь крайней правой. Среди них — Игорь Шафаревич, талантливый математик, ставший профессором в 21 год, а затем членом-корреспондентом и действительным членом Академии наук. Политическая публицистика Шафаревича не может равняться с солженицынской. Он пишет довольно тяжеловесно, его «Социализм как явление мировой истории» злоречивые критики сравнили с изобретением велосипеда. На протяжении 384 страниц работы он обрушивает на читателя отрывки из 168 книг по данному вопросу в доказательство того, что социализм всегда был плохой идеей, ведущей к катастрофическим последствиям. Если учесть, что эта работа написана во времена, когда марксизм-ленинизм был в Советском Союзе государственной религией, ее можно считать выдающейся демонстрацией критической мысли. Однако в ней нет ничего такого, чего не знали бы информированные западные читатели. Кроме того, подбор источников и предвзятость оказались несовместимы с научной добросовестностью и объективностью. В книге есть полемические достоинства, но вряд ли ее можно назвать трудом непреходящей ценности.

Настоящую известность принесла Шафаревичу куда меньшая по объему «Русофобия». Написанная примерно в 1980 году и впоследствии дополненная, она стала доступна широкому читателю лишь в 1990 году, после публикации в отрывках в «Нашем современнике» и других периодических изданиях правых вроде мюнхенского «Веча»[131]