Черная сотня. Происхождение русского фашизма - [30]

Церковь как таковая старалась держаться подальше от политики. Николаевский режим играл на религиозных чувствах народа ради «ресакрализации самодержавия и поддержания его законности» (выражение профессора Г. Фриза), но сама церковь с середины XIX века двигалась к большей автономии. Поэтому местным епископам была предоставлена возможность самим решать дела с «черной сотней».

Никто в точности не знает, каковы были политические предпочтения сорока тысяч русских священников. Наверняка не все они были консерваторами. Некоторые ведущие церковные журналы критиковали правительство и с презрением отзывались о «черной сотне». Среди священников — депутатов первой и второй Думы — большинство было либералами или относительно либеральными людьми. Из 49 священников, избранных в третью Думу, более половины принадлежало к крайней правой. В большинстве духовных семинарий происходили беспорядки и забастовки. Доктор Дубровин обвинял митрополита С.-Петербургского и Ладожского Антония (Вадковского) в поощрении опасных радикалов и критиковал его за отказ благословлять собрания «черной сотни». (Антоний заявил: «Я считаю вас террористами…»[73].) Но Антоний отнюдь не был либералом — именно он отлучил Толстого от церкви. Святейший Синод по большей части был осторожно консервативным, и это усилилось после 1906 года. Епископам было приказано подвергать наказанию слишком радикальных священников. Архиепископ Ярославский Яков, который выказал холодность по отношению к СРН, был отправлен в отдаленную епархию. В целом низшее духовенство достаточно критически относилось к политике правительства, тогда как большая часть высших иерархов были консерваторами, а некоторые открыто поддерживали крайне правых. Среди последних были митрополиты Московский — Владимир (Богоявленский) и Киевский — Флавиан, епископ Таврический Алексей и в особенности архиепископы Волынский — Антоний (Храповицкий) и Саратовский — Гермоген.

Именно благодаря поддержке этого крыла церкви «черная сотня» сумела широко развернуться. В ее изданиях, например в «Почасвском листке», выпускавшемся Почаевской лаврой на Волыни, едва ли не в каждом выпуске объявлялось, что реформа — грех, а евреи — заговорщики, пытающиеся ослабить Российское государство, с тем чтобы крупнейшие международные еврейские финансисты поработили русский народ[74]. После белостокского погрома «Почаевский листок» сообщил, что евреи сами устроили кровавую баню, — прием, подхваченный черносотенными авторами в 1990 году. Типичной шапкой этого издания (и ежедневной газеты «Почаевские известия») было: «Евреи — наши поработители и развратители»; там печатались обличительные статьи «Враги рода человеческого», где доказывалось, что евреи стремятся к мировому господству, что им помогают масоны, интеллигенция и революционные партии, пуская в ход тайные интриги, ложь, подлоги, лицемерие и измену[75]. Среди прочего на евреев возлагалась ответственность за поражение русских войск в войне с Японией. Здесь присутствовали, по существу, все основные тезисы черносотенной пропаганды.

Не стоит утомлять читателя более подробным анализом проповедей и выступлений в печати других церковных деятелей. Многие из их речений были не только тенденциозными, но и подстрекательскими, призывавшими к погромам и кровопролитию. Иоанн Кронштадтский в одной из проповедей 1906 года заявил, что евреи сами навлекают на себя погромы, что погромы — рука Господня, наказывающая евреев за тяжкие прегрешения против правительства. «Черная сотня» могла бесчинствовать со спокойной совестью: ведь ее поддерживал не только царь, но и сам Бог, раз они выполняли его волю. В одной из своих работ монах Илиодор описал привидевшуюся ему битву двух станов. По одну сторону было воинство «черной сотни», по другую — множество классов и рас, но евреи занимали ведущие позиции и шли в первых рядах. В конце концов появился Бог и вместе с ангелами и святыми повел «черную сотню» к победе над бандой Сатаны, разгоняя и истребляя ее.

Подобные проповеди и видения, по-видимому, смутили Святейший Синод, и он в специальном постановлении (февраль 1907 года) осудил деятельность Илиодора и его покровителей как недостойную Святой церкви. (Понадобилось, однако, еще пять лет, чтобы утихомирить Илиодора.) Но годом позже, в марте 1908 года, Синод принял и другое постановление, не только разрешающее, но и благословляющее участие духовенства в деятельности СРН[76]. В итоге можно сказать о позиции церкви в те критические годы следующее: большинство деятелей церкви явно склонялось вправо и «черная сотня» так и не была ими осуждена; низшее духовенство было расколото — многие держались нейтрально, но некоторые помогали жертвам правительственных репрессий и преследований «черной сотни». Союз русского народа пользовался поддержкой влиятельных кругов духовенства — без такой поддержки он не смог бы стать сколько-нибудь значительной силой.

Одновременно с этими процессами шло религиозное возрождение, — но происходило оно в основном вне церкви: ни Достоевский, ни Соловьев — наиболее влиятельные мыслители этого возрождения — не были профессиональными богословами. Поляризацию русской религиозной жизни наглядно показал Достоевский в образах старца Зосимы и отца Ферапонта («Братья Карамазовы»). Первый, представитель «черного» духовенства, — само воплощение sophia, святой мудрости всеобъемлющей любви; второй — сторонник формальной, аскетической, устрашенной и устрашающей религии