Черная смерть. История самой разрушительной чумы Средневековья - [19]
На самом деле даже не нужно представлять, что может случиться – для этого есть исторический прецедент. В период с 1907 по 1910 год мировая цена на шкуры тарбагана увеличилась в четыре раза – с 0,3 до 1,2 рубля, что привело к соответствующему увеличению числа охотников за этими животными. Многие из новичков были неопытные в этом деле китайцы, которые гнались за длинным рублем и не знали степных легенд о том, как опасно охотиться на тарбагана, передвигающегося шатающейся походкой. В апреле 1910 года в поселениях охотников в Маньчжурии разразилась легочная чума. В течение года погибло шестьдесят тысяч человек[124].
В случае средневековой Черной смерти первыми зараженными «новичками» могли стать монгольские скотоводы, которые искали новые пастбища. В течение четырнадцатого столетия направление ветра, дующего в Евразии, изменилось, а с ним изменился и климат континента. В Европе стало более влажно, а в Азии – сухо. Эта погода, установившаяся на Востоке, возможно, вынудила татарских скотоводов покинуть свои прежние пастбища и отправиться в самый ареал обитания тарбаганов в северной степи[125]. Опасностей этого региона они не знали, так же как о них не знали и китайские охотники в Маньчжурии в начале двадцатого века. Пастухи заразили чумой других путешественников: арабских, персидских, итальянских или среднеазиатских купцов, татарских всадников и солдат, китайских или украинских рабочих. Ко всему прочему, политические и экономические изменения, такие как расцвет Монгольской империи и развитие зарождающейся глобальной экономики, позволили Y. pestis преодолеть такие огромные расстояния. Ни относительно неплотное население, ни какие-либо другие барьеры не смогли удержать ее в естественной ловушке, формировавшейся во внутренней Азии на протяжении нескольких веков. Объединив беспокойную степь под pax Mongolica[126], татары создали в бескрайних, просторных степях Азии и России несколько пересекающихся друг с другом коммуникационных сетей, включая ям – почтовую службу, а также новые торговые маршруты и сеть караван-сараев.
Уильям Макнил, автор книги «Эпидемии и народы», считает, что стоянки для отдыха в караване могли сыграть ключевую роль на раннем этапе распространении чумы. «Несомненно, обширная сеть караван-сараев, раскинутых по всей Центральной Азии, сыграла свою роль в распространения чумы в малонаселенных районах. Каждое место отдыха для караванов, должно быть, было переполнено блохами и крысами, которых привлекало достаточно большое количество продуктов питания, необходимых для того, чтобы прокормить путешественников и их животных»[127].
Итак, Черная смерть появилась в пустыне Гоби или рядом с ней, и палочка Y. pestis, скорее всего, побывала в нескольких таких караван-сараях перед тем, как взобраться на милю вверх – к горячему озеру Иссык-Куль, где впервые произошла вспышка чумы. Нагретый термальными источниками до 30–35 градусов по Цельсию, Иссык-Куль расположен на высоте полторы тысячи метров над уровнем моря в чаше из снежных гор и густого леса. Сегодня местность вокруг озера полна призраков – советских, царских и даже нескольких татарских, а в паре сотен метров от береговой линии видны лишь волнистые очертания затопленной деревни. Но в середине четырнадцатого века Иссык-Куль был оживленным торговым центром на северном степном маршруте. Отсюда путешественники, направлявшиеся на восток, могли быстро попасть в Китай, а те, кто ехал на запад, отправлялись по дороге на Каффу, Тебриз или Багдад. В средневековом Иссык-Куле также проживало совершенно особенное местное население. Многие из его жителей были несторианами, христианской сектой сирийского происхождения, которая была распространена в раннем Средневековье по всей Азии. Прибыв в Китай, пионеры-евангелисты, например, Джованни из Монтекорвино, были удивлены, что над такими городами, как Ханчжоу, возвышаются церковные шпили. «Мы видели много христиан, проживающих по всему востоку, и много прекрасных церквей, высоких, древних и с прекрасной архитектурой»[128], – говорил один гость с запада.
Несторианцы были хорошо образованными людьми и любили витиевато выражаться. Эпитафии на надгробиях, найденные на двух местных кладбищах Иссык-Куля, написаны цветистым, замысловатым языком. Одна из них сообщает прохожему: «Это могила Шлихи, знаменитого толкователя и учителя, он освещал своим светом все монастыри… Его голос бы так же высок, как звук трубы». Вот еще одна надгробная надпись: «Это могила Песоха, известного евангелиста и проповедника, который просвещал всех. Славился своей мудростью, и пусть наш Господь соединит его дух духами святых»[129].
Для сравнения: надпись на третьем несторианском надгробии, про супругов Кутлука и Магну-Кельку, почти пугающе простая. Не упоминается никаких их достижений, не восхваляется их благочестие. Надгробие дает нам достаточно информации, чтобы предложить следующий сценарий: однажды утром 1339 года, возможно, это было ароматное раннее летнее утро, когда температура воздуха была почти равна температуре воды в озере, Кутлук проснулся с ранними симптомами чумы. В тот первый день он почувствовал головокружение и тошноту, симптомы настолько ненавязчивые, что Магну-Келька до обеда даже не подозревала, что ее муж болен. Однако за трапезой Кутлука внезапно вырвало едой. На второй день своей болезни Кутлук проснулся с ужасной болью в паху. В одночасье между пупком и пенисом образовался твердый комок размером с яблоко. В этот день Магну-Келька пощупала опухоль пальцем – боль была настолько ужасной, что Кутлук скорчился и его снова вырвало.
