Черная роза - [228]

— Как он, Энрике? — прошептала Бланш.

— Ему хуже, ваше величество. И, кажется, начинается лихорадка.

— Я подойду к нему, — сказала королева. Она приблизилась к постели робкими неслышными шагами. Роберто! Неужели ты умрешь? Красивый… Гордый… Сильный… Смелый… Кто угодно, — но не ты! Она оглянулась на врача и жестом подозвала его к себе.

— Снимите, — попросила она дрожащим голосом. — Снимите простыню. Я хочу видеть, что с ним сделали.

— Ваше величество… — запротестовал врач. — Я вам повелеваю!

Да Сильва осторожно откинул со спины Робера простыню. Королева невольно вскрикнула и закрыла глаза. Зрелище, действительно, было невыносимое. Врач опять накрыл де Немюра.

Слезы выступили на длинных черных ресницах королевы. Она опустилась на колени и осторожно взяла руку Робера. Она была ледяная. Смерть, кажется, уже близко… Бланш поднесла эту руку к губам и поцеловала ее. Она бы отдала все, все, чтобы этого не случилось!

— Роберто… — прошептала она по-испански. — Не уходи от нас… Останься!

И вдруг де Немюр открыл свои серые глаза. И прошептал — тихо-тихо:

— Бланка…

Слезы так и брызнули из глаз королевы. Он назвал ее Бланкой! Сам… Не по принуждению… Не потому что она требовала этого. О, как ей стало горько в эту минуту!

— Бланка, — продолжал герцог. — Найдите мою жену. Я верю — она жива… Не причиняйте ей страданий. Любите ее… Обещайте мне…

— Обещаю, Роберто. Я клянусь… Мы ее найдем! И я буду любить ее…

— И Рауля отыщите… Его тоже. И Розамонду…

— Мы найдем и их! И Рауль получит по заслугам!

— Бланка… Эта бумага… Неужели вы так ее боялись? Я никогда не причинил бы вам зла…

— Я знаю это, Роберто! — говорила королева, орошая слезами его руку. — Я знаю. Вы — самый верный… самый честный… самый преданный… самый достойный! Я… я ехала сюда, чтобы освободить вас. Чтобы помириться с вами и вашей женой. Чтобы сделать вас коннетаблем Франции!

— Благодарю за эту честь, ваше величество… Но коннетабль Франции — с исполосованной спиной… которого хлестали, как последнего раба… Это невозможно… Вам не кажется?.. — И кривая усмешка вдруг показалась на его бескровных губах.

— Роберто! Не думайте об этом. Все, кто сделал это с вами, уже на том свете!

— Все, кроме Рауля…

— Мы его найдем, и очень скоро!

— Поторопитесь… А я… я буду ждать… известий о Доминик… и о нем. Клянусь… я не умру, пока не услышу вестей о них. — И герцог лишился чувств.

— Да Сильва! — вскрикнула королева. — Он умер?..

Врач подошел и пощупал пульс на руке де Немюра. Он покачал головой.

— По всем законам моей науки, он должен быть уже мертв. Но он продолжает бороться. Случай уникальный в моей практике!

— Сделайте все возможное, Энрике… И невозможное — слышите? — чтобы герцог остался в живых!

Де Парди проводил заплаканную Бланш в отведенные ей покои. На пороге она остановилась и заглянула в глаза барону.

— Этьен… Зайдите ко мне. Побудьте со мной… Мне так плохо!

Но де Парди холодно ответил:

— Вы же слышали, ваше величество. Де Немюр будет ждать известий о своей жене и де Ноайле. Я должен лично принять участие в розысках. Потому что слово моего друга — закон. И, раз он поклялся, что не умрет, пока мы не отыщем Доминик и Рауля, — так и будет. Я ухожу… Прощайте. — Он повернулся и тяжелой грузной походкой, позвякивая доспехами и шпорами, пошел по коридору. Королева с тоской смотрела ему вслед.

6. Тереза

…Доминик снился чудесный сон. Она лежит рядом с Робером на постели в его спальне, утомленная любовью и доведенная им до пика наслаждения. Ее голова покоится на его широкой груди; его сильные руки крепко обнимают ее. Они оба молчат, но она знает, что ему так же хорошо в этот миг, как и ей. Она закрывает глаза и готовится уснуть в его теплых объятиях. И вдруг дверь в спальню распахивается. Врываются люди в масках. Дом знает, что это убийцы. Она вскакивает… Но Робер остается лежать на кровати, и она в ужасе видит, что он весь в крови и как будто без сознания. Голос Рауля произносит: «А! Наконец-то я покончу с ним!» — и Доминик видит, что он входит в комнату с обнаженным мечом в руке. И заносит его над Робером. А она ничего не может сделать… Она словно оцепенела, все ее члены словно скованы невидимыми, почему-то очень горячими, путами. И она может только крикнуть. И кричит: «Робер! Робер!»

Тут Доминик проснулась. Узкая постель, на которой она лежала, была, как позже поняла молодая женщина, простой деревянной лавкой, застеленной большой выделанной медвежьей шкурой. Одеялом же служили сшитые вместе беличьи шкурки. Дом лежала на животе, как оказалось, лицом к огню, мирно потрескивающему в маленькой печурке. Вот почему так жарко! Доминик обвела глазами комнату, где находилась. Совсем маленькое помещение с низким потолком было вытесано из бревен. Кроме лавки, тут стояли небольшой стол с двумя табуретами — все грубо сколоченные — и больше никакой мебели. Окна не было. Около раскрытой входной двери, за которой сгущались сумерки, висели на вбитых крюках лук с колчаном, полным стрел, и рыбацкая сеть. На другой стене висело десятка два кожаных и матерчатых мешочков, набитых непонятно чем. Но все же — где она? Как она сюда попала? Что, вообще, с ней случилось?