Черная роза - [218]

Но их пленница лежала на кровати вниз лицом, причем абсолютно голая. Страж тяжело задышал; де Ноайль услышал, как он судорожно сглотнул, пожирая глазами белоснежное тело Доминик.

Герцог быстрым взглядом окинул комнату. Кажется, все в порядке. Кроме разбитого зеркала. Доминик вытащила оттуда осколок? Не иначе. И лежит, спрятав его под себя… Чтобы, когда Рауль перевернет ее, всадить этот осколок в него, Рауля. Хитрая женушка Робера! Но де Ноайля не проведешь.

— Будь за дверью, Симон, — повелительно сказал герцог сторожу. — Не входи, если я не позову тебя.

Охранник неловко поклонился и, еще раз бросив горящий взор на лежащую ничком молодую женщину, вышел и закрыл дверь. Рауль, держа стилет на изготовку и стараясь ступать бесшумно, приблизился к постели. Боже, какие формы!.. какая роскошная женщина!.. И через несколько минут она будет принадлежать ему!

Он, по-прежнему готовый к любой ее выходке, провел рукой по ноге Доминик от лодыжки до бедра. Она не пошевелилась и не вздрогнула. Рауль не слышал ее дыхания. Неужели она спит? Не может быть! Хотя ночью два дня назад Робер наверняка утомил ее своей страстью, да и дорога в Шинон была тяжелая. Но поверить в то, что его пленница могла заснуть, де Ноайль никак не мог. Все это наверняка притворство! Она хочет нанести удар… Но Рауль настороже, — пусть только осмелится напасть на него!

Его рука коснулась белоснежных полушарий ягодиц Доминик. Слегка сжала… Какие они упругие и соблазнительные! Ему нравилось брать женщин и сзади. Но в первый раз он хотел взять жену Робера спереди. Чтобы видеть ее лицо, когда он будет входить в нее.

И все же, почему она не шевелится? Не дергается? Не кричит? Не сопротивляется? Она нагая… Разделась сама? А если… Если эта скотина Симон успел насладиться ею?

Рауль почувствовал, как вся кровь бросилась ему в голову. Если только Симон овладел Доминик … Женщиной, которая должна — пока — принадлежать только ему, герцогу де Ноайлю… Если эта свинья Симон тронул ее хоть пальцем… Герцог задрожал от бешенства.

Держа кинжал в правой руке, левой он схватил Доминик за плечо — и резко перевернул. И оторопел. Она вся была в крови! Локти… Шея… Грудь… Живот… В руках у нее и под нею никаких осколков не было. Только кровь. Голова молодой женщины бессильно откинулась на подушку. Глаза закрыты. Она мертва? Рауль, забыв об осторожности, бросил стилет на постель и наклонился над Доминик. Какое бледное у нее лицо! Кажется, она вскрыла себе вены. Вот почему зеркало разбито! Она порезала руки осколком стекла!

Де Ноайль приложил пальцы к шее молодой женщины. Есть ли пульс? Кажется, есть… И тут Доминик открыла глаза, выхватила из-под подушки свой осколок — и нанесла удар.

Как ни быстро действовала Дом, как ни мгновенно она ударила, — герцог все же успел уклониться. Молодая женщина собиралась вонзить ему осколок прямо в горло, — но в результате ее «кинжал» вошел в левое плечо де Ноайля, чуть выше того места, куда она так недавно в замке Немюр-сюр-Сен ранила Робера. Показалась кровь; Рауль завопил от неожиданности и боли.

Доминик изо всех сил толкнула де Ноайля, и он тяжело упал на пол, продолжая громко кричать, призывая на помощь. Дом схватила с постели его стилет, — и тут в дверях возник злосчастный Симон с мечом в руке. Злосчастный — потому что молодая женщина метнула в него стилет, который вонзился Симону в горло по самую рукоять. Сторож, как-то криво улыбнувшись, сделал несколько неверных шагов вперед… Доминик с поразившей ее саму легкостью подняла тяжелый дубовый стул, стоявший около двери, — и обрушила его на голову клеврету Рауля. Захрипев, Симон, уже мертвый, рухнул на пол.

Дом нагнулась, — она хотела поднять выпавший из руки сторожа меч, — и тут Рауль налетел на нее сзади. Он обхватил ее руками, пытаясь повалить на пол и продолжая орать так громко, что у молодой женщины заложило уши, — но она, скользкая от своей крови, размазанной по ее голому телу, вывернулась и ударила герцога ногой в пах. Он согнулся от боли пополам. Дом опять попыталась схватить меч, чтобы прикончить де Ноайля… И тут услышала топот ног. Бежали сюда, наверх, в башню.

Медлить было нельзя. Пленница выскочила в коридор и бросилась в полутемный угол направо, где, как говорил Робер, должна была находиться еще одна дверь. Да, она там в самом деле была! Красная дверь. Теперь ключ… Если его не будет, — все кончено! Топот ног слышался уже совсем близко. Сейчас люди будут уже в этом коридоре. Дом коснулась рукой стены. Провела по ней… Выступ! И на нем — ключ! Хвала Господу! Только бы не уронить его… Ведь пальцы и ладони все скользкие от крови.

Доминик вставила ключ в замочную скважину… Повернула… Дверь легко открылась. Сзади закричали: «Вон она! Держи!» — но было поздно. Молодая женщина вбежала в комнату — и захлопнула дверь, по которой почти в ту же секунду замолотило несколько рук. Дом огляделась. Совсем маленькая комнатушка. Небольшой стол, стул и узкая постель заполняли ее целиком. И окно — большое. И незарешеченное. И в которое беглянка вполне могла выпрыгнуть.

Дверь затрещала. Теперь по ней били и ногами. И, кажется, мечами или топорами. Доминик подбежала к окну и, распахнув его, вскочила на подоконник. Внизу, очень далеко, темнела вода. Это была Вьенна. С такой высоты Дом еще не приходилось прыгать. Но раздумывать или пугаться было поздно. Сзади слышались крики. Дверь поддавалась. Доминик глубоко вздохнула — и шагнула вниз.