Чёрная река - [60]

24

Из окошка на чердаке Габриель смотрел на маленький общественный парк в центре Боннингтон-сквер. Было девять вечера. Туман с Темзы медленно полз по узким улочкам Южного Лондона. Уличные фонари еле горели, словно их душил всепроникающий холод. Парк и улицы будто бы вымерли, но в двери Винного дома то и дело стучались — приходили все новые группы молодых людей.

Три дня назад Габриель вернулся в Лондон и остановился в барабанной лавочке Уинстона Абосы. Попросил Джаггера о помощи — тот откликнулся немедленно. Зов быстро разошелся по городу, и теперь в Винный дом сходились Свободные бегуны со всех концов страны.

В дверь дважды постучались. Это пришел Джаггер — он возбужденно просунул голову в дверной проем. Снизу доносились голоса толпы.

— Столько народу! — сказал Джаггер. — Из Глазго, из Ливерпуля… Даже твой старый дружок из Манчестера, Каттер, и тот приехал. Уж не знаю, откуда про нас услышал.

— Места всем хватит?

— Льдинка, как вожатый в летнем лагере, показывает, кому куда сесть. Роланд и Себастьян проводят кабель по коридору. Хотим везде поставить динамики.

— Спасибо, Джаггер.

Нахлобучив на голову шапочку, Свободный бегун смущенно улыбнулся.

— Слушай, парень, мы друзья, верно? Значит, можем говорить о чем угодно?

— Что-то не так?

— Эта ирландка, телохранительница твоя… В доме народу собралось прилично, через переднюю дверь не войти. Ну, Роланд обошел дом, перелез через стену в сад, хотел войти через кухню — у нас там запасный вход-выход… И тут выскакивает эта ирландка, тычет Роланду в лоб пушкой…

— Она ранила его?

— Не-е, но Роланд чуть в штаны не наложил. Богом клянусь. Может, ей того… снаружи подождать, пока встреча идет? А то шлепнет кого-нибудь ненароком…

— Не бойся. Я только произнесу речь, и мы сразу уедем.

— А дальше?

— Попрошу помощи, а дальше… дальше — посмотрим. Хочу, чтобы ты стал посредником между мной и теми людьми, что пришли.

— Без проблем. Положись на меня.

— Я остановился в Камден-маркет, под землей, в катакомбах, в барабанном магазине. Владельца зовут Уинстон — он знает, как меня найти.

— Похоже на план, приятель, — торжественно кивнул Джаггер. — Все с нетерпением ждут твоей речи. Только дай пару минут — нужно еще подсуетиться.

Джаггер спустился по лестнице, а Габриель остался сидеть в кресле, наблюдая за маленьким парком. Себастьян рассказывал, будто здесь раньше стояло здание, но во время Второй мировой его разбомбили. Площадка превратилась в свалку для мусора и старых автомобилей. Позднее территорию очистили, засадив обыкновенным кустарником вперемешку с плющом и более экзотическими растениями: пальмы, банановые деревья соседствовали с английской чайной розой. Себастьян был убежден, что Боннингтон-сквер — это вообще отдельная экологическая зона со своим особенным климатом.

На крыше каждого дома по периметру парка росли деревья и кусты. Даже команда Джаггера разбила у себя на заднем дворе огородик. Большой Механизм с его вездесущими камерами, казалось, только усилил желание граждан хоть иногда побыть в одиночестве. А уж если рядом друзья, еда и бутылка вина, то и крохотный сад кажется огромным!

Вскоре Джаггер вернулся — вновь дважды постучавшись, он открыл дверь.

— Идем? — позвал он.

Несколько Свободных бегунов сидели на лестнице, прочие втиснулись в коридор. Матушка Блэссинг стояла в гостиной у стола, на котором лежал маленький микрофон. Вход с улицы сторожил один из ее ирландских наемников — крепкий мужчина с белым шрамом сзади на шее.

Габриель взял микрофон, от которого тянулся провод к стереоприемнику, соединенному с несколькими динамиками. Включив питание, Габриель глубоко вздохнул. В коридоре зашептались.

— В школе в самый первый день занятий нам раздали по большому учебнику истории. До сих пор помню, как мучился по утрам, пытаясь запихнуть его в ранец. В том учебнике каждая эпоха имела свою цветовую отметку; учитель требовал, чтобы мы верили, будто в один момент — в определенный год — люди перестали вести себя по-средневековому и вступили в эпоху Возрождения.

Разумеется, все было не так. Различные мнения, мировоззрения, технологии существовали и существуют параллельно. Когда изобретается что-то действительно новое, люди даже не понимают всего значения новшества, не осознают, как оно может повлиять на их жизнь.

Один из способов изучить историю — взглянуть на нее, как на непрестанную войну прогрессивных личностей и тех, кто желает контролировать общество. До кого-то из вас наверняка доходили слухи о могущественной организации, которая называется Табулой. Табула внушала королям и правительствам свою философию контроля. Табула хочет превратить мир в гигантскую тюрьму, в которой узник постоянно осознает, что за ним наблюдают. В конце концов каждый узник примет это как данность.

Некоторые ничего не знают, кто-то лишь притворяется, будто пребывает в неведении. Но каждый здесь — Свободный бегун. Здания, что окружают нас, нам не страшны. Для нас не существует ни стен, ни преград между крышами.

Габриель заметил Каттера — тот сидел у стены; рука у него была в гипсе.

— Я уважаю всех, особенно вон того человека по имени Каттер. Несколько недель назад мы соревновались, и его сбило такси. Однако сегодня он здесь, привел с собой друзей, потому что настоящий Свободный бегун не принимает общественных границ. Ведь наш бег — не спорт, не способ пробиться на телевидение. Это жизненный путь, который мы сами для себя избрали. Избрали и так показываем, что у нас в сердцах.