Черная радуга - [70]

— Видал? — дохнул на меня сбоку Вадим. — Уалу в работе видал? Во-от… Она такая. Все ей нипочем.

— Куда ее поволокли?

— В палатку. Пьяная в дупель. Ничего, в палатке быстро проспится, там свежий воздух.

Странно, когда она успела нахлебаться? Ведь я видел: держала себя в узде. Значит, кто-то спровоцировал, пока я слушал дурную лекцию Сыча об умирающем олене…

Под бравурную музыку оставшиеся зашевелились, пересмеиваясь, снова рассаживались. Вадим поднял наши опрокинутые стулья, и опять напротив меня очутились блестящие очки Сыча. Повинуясь внезапному порыву, я спросил:

— А вы чем тут занимаетесь?

— Как чем? — он даже удивился. — Работаю директором этого комплекса. Приступил к обязанностям.

Я с чувством пожал через стол вялую ладонь директора комплекса:

— Рад был познакомиться. Вашу лекцию никогда не забуду. Ее нужно отпечатать в типографии самым крупным петитом.

— А вы знаете, — он сразу оживился, — мы и планируем…

— Итак, дорогие гости, приступим к своим обязанностям. Сейчас пьем только за дружбу! За дружбу! — раздался зычный голос Пилипка.

Я был озабочен только одним: где же найти Уалу. Если отключилась, то придется теперь ждать утра.

Ну что ж, нам не привыкать ждать.

Переночевали с Вадимом тоже в какой-то палатке, а утром, пронятые дрожью до костей — за ночь все тепло вытекло наружу, — вылезли.

— Скорее к озерку, — процокотал он. — Там согреемся.

На дне еще не потревоженного озерка виднелся каждый камешек, каждая прядь изумрудных водорослей. Вода густо парила. И опять это удивительное погружение в сон — плывешь невесомо и оглядываешь четко-нереальный мир таинственного дна.

Раздался сильный плеск, рядом прорезало воду чье-то стремительное тело. Меня обхватили за шею, чье-то лицо прижалось к моему. Совсем близко я увидел дикие раскосые глаза…

Мы вынырнули разом и услышали гогот Окрестилова:

— Уалочка-а! Не утопи моего друга. Он и так утонет, если ты захочешь…

Я сильно плеснул несколько раз, чтобы заглушить свой тихий вопрос:

— Что случилось?

— Сорвалась… Гады! — она быстро поплыла к берегу.

Вадим уже вылез из воды и дрожал на утреннем холоде. На девственной прозрачной глади озера остались плавать окурок и размокшая пачка из-под «Беломора».

— Вадим, — я с омерзением выбросил все на берег. — Тьфу! Не буду больше купаться с тобой.

— Ну какая зануда! — вызверился он. — Нигде покурить нельзя. Сам ведь куришь?

— Но не сую окурки в душу… Кстати, брось сюда мою «Стюардессу».

Уала лежала рядом в том же ярко-синем купальнике, положив мокрую голову на берег и закрыв глаза.

— Дай, — не раскрывая глаз, сказала она.

Я вытер руку о береговой мох, прикурил сигарету и осторожно вложил в ее синеватые, красиво очерченные губы. Она затянулась так что сигарета застреляла. Вадим куда-то исчез, но тут же вернулся.

— Вы чего здесь купаетесь? — над нами стоял Сыч с полотенцем через плечо. — Идите вон в закрытый бассейн. Закрытый, — повторил со значением, ведь это слово означало для него неземные блага, которые обычным смертным недоступны.

Он указал на парилку. Уала стрельнула своим коротким взглядом:

— Иди, иди… Мы следом.

Сыч поплелся, оглядываясь через плечо. Никогда не видел, чтобы человек мог поворачивать голову на сто восемьдесят градусов, — это умеют только совы. Не зря он показался мне сычом…

Уала лениво поднялась, бросила окурок в воду (Вадим красноречиво зыркнул на меня, но я промолчал), и мы втроем отправились за Сычом.

В дощатом строении свет выбивался из-под воды в квадратном бассейне, и зеленоватые блики играли на мокрых потемневших стенах. Вадим прыгнул в бассейн, и тотчас его с ревом вынесло на узкий полок:

— Кипяток!!! Обварился…

Уала села и стала болтать в воде ногами. Я перегнулся через полок — не знаю, чего искал, но нашел совсем не то, на что надеялся. А может быть, и то. Вадим даже охнул, когда я выволок початую бутылку коньяку и хвост гольца.

— Кто-то жировал… Ну и нюх у тебя! А стакан там есть?

— И стакан оставлен заботливо, а может, спьяну.

Сыч вдруг подмигнул нам:

— Это городская одна тут была… с одним… тс-с!

Сыч стал бриться безопаской, глядясь в круглое карманное зеркальце.

— Устал вчера, ох устал! — жаловался он. — Понимаете, утром проснулся одетый на койке, хвать за галстук — а галстука нет.

— А вы что, всегда в галстуке спите?

Уала захохотала и упала в бассейн.

— Ох и водичка… — застонала она, сладостно раскинув руки.

— Это я еще послабже накануне воду сделал, подвел специально для гостей холодный ручей. А иначе только я могу высидеть — вода-то прямиком из колодца идет, где яйца варят.

Мы беззаботно резвились, брызгая на ежившегося и взвизгивающего Сыча. Он вдруг выскочил, и через минуту мы почувствовали, что в воде уже не высидеть.

— Чтобы знали! — с торжеством объявил Сыч. — Отвел холодный ручей, теперь я купаться буду.

И он, зажав нос и закрыв глаза, прыгнул в кипяток будто с вышки. Да еще и взвизгнул протяжно.

— Все-таки рождает русская земля богатырей, — одобрительно заметил Вадим. — Ну, кажется, согрелись.

Я подмигнул ему, и он сразу все понял. Уала тоже поняла.

— Идем, покажу свою палатку, — просто сказала она. Ее палатка стояла крайней в длинном ряду, и, проходя мимо соседней, я заглянул туда — пусто. Значит, в ее палатке можно разговаривать без помех. И все же я сел у входа, пока она в глубине растиралась полотенцем и одевалась. И говорил, не особенно повышая голос. Кратко рассказал о зашифрованном послании Петровича и о том, что веду собственное расследование. О результатах его пока умолчал, даже тут не следовало балабонить и расслабляться: интуитивно я чувствовал незримую опасность, да и не хотел преждевременно раскрывать все карты. Хотелось посмотреть на ее реакцию.