Черная моль - [22]

— А ты альфа, — хмыкает Дима.

— Конечно, слушай. Я же наполовину армянин. Конечно, альфа! — Арсен хохочет, обнажая мелкие белые зубы. — Он и Алексеича пытался охмурить. Знаешь, придет такой, сидит и полушепотом втирает. Про тебя, про меня. Но Алексеич, он такой…

Арсен кривит лицо.

— Обломилось у него с Алексеичем. И со мной тоже. Вот и горюет. Да короче. Дима. Детский сад это все. Хочешь, я тебе отдельный кабинет дам. Чтоб вы не конфликтовали.

— Ну, окей… — растерянно говорит Дима. — А чего это ты вдруг расщедрился?

— Да я вижу, вы ребята в принципе-то неплохие. Хоть и кацапы. Рабочие.

— Ну спасибо, епта.

— Ну пожалуйста. Учи мову! Я же выучил.

Дима кивает.

— И это, — останавливает его Арсен, — ко мне тут родственники приехали. Я их туда-сюда, слушай, распихаю. Одного с Юрасиком посажу. Или двух. Вместо тебя, ха-ха. Не возражаешь?

— Откуда приехали-то? — мрачно интересуется Дима.

— А это, дорогой, тебя вообще никак волновать не должно. Иди работай. Про кабинет наберу.

* * *

Замок Вильявисиоса де Одон, недалеко от Мадрида.

Джованни колотит кольцом в маленькую незаметную дверь в стене.

Открывается окошко.

Чьи-то глаза внимательно изучают Джованни.

Наконец, дверь открывается.

— Брату Джованни есть что предъявить нумерариям? — спрашивает голос из-под капюшона.

Джонни задирает рукав на правой руке, демонстрируя вытатуированный номер.

— Брат Джованни может пройти.

Джованни оглядывается на мотоцикл с притороченной сумкой, проглатывает последние слезы и заходит внутрь.

Дверь закрывается.

На небе высыпают первые звезды.

* * *

Мохаммед Али Юсуф, едва волоча от усталости ноги, идет по улице Людвигсхафена. Редкие встречные прохожие не обращают на него внимания. На одной из улиц жгут костер из книг прямо посреди проезжей части. У костра греются люди смешанных кровей.

Где-то впереди слышится музыка.

Мохаммед проходит мимо серого здания с изображением красного креста и оказывается рядом с городским парком. Музыка несется оттуда.

Он идет к парку, не замечая множества носилок во дворе больницы.

В парке перед неработающим фонтаном хрипят громкоговорители, играет какой-то дабстеп, и несколько пьяных немцев куражатся под музыку.

Обдолбанная девица хватает Мохаммеда за рукав и тащит на площадку перед фонтаном. Он так слаб, что не может сопротивляться.

Она поднимает его руки, трясет их и отчаянно мотает головой:

— Танцен! Танцен!

Мохаммед послушно начинает танцевать.

Девица заливается хохотом.

* * *

Поворот ключа в замке. Открывается дверь. За дверью — сразу — стол, вплотную прижатый к облезлой батарее, и окно. За окном — серая стена напротив. В крохотном кабинете невыносимо душно. Батарея не выключается никогда.

— Ну пиздец, — потерянно говорит пиарщик Дима, с тоской глядя в окно.

Глава 16. Шоппинг

Ночь. На окраине города скучающий таксист замечает в зеркале заднего вида выходящего из лесополосы элегантно одетого мужчину в розовом кашне. Таксист озирается и включает зажигание. Вспыхивают рубиновые огоньки. Открывается и закрывается задняя дверь. Таксист смотрит в зеркало. То, что он принял за розовое кашне, это просто кровь на белой рубашке.

— Флюгхафен, битте, — говорит пассажир.

— Яволь, — отвечает таксист и переводит рычаг на D.

* * *

— Марко. Марко! Вы меня слышите? Марко!

— Да… — граф с трудом открывает глаза. Яд скрутил его, выжал все соки, оставил с перепутанными кишками, жилами, острой костной болью… Черные тени под глазами похожи на гигантские синяки. Вены на висках вздулись и потемнели.

На кровати рядом с ним сидит иезуит Никколо, человек без возраста, с головой, похожей на яйцо в коротком седом паричке.

— Где ваша жена, Марко?

— Была… здесь…

— У нас мало времени, Марко. Я хотел извиниться, но оставим это. До лучших времен.

Граф саркастически усмехается, что стоит ему значительных усилий:

— Встретимся в аду?

— Непременно. Я попрошу вас быть сейчас очень серьезным. Пожалуйста, делайте то, что я скажу. Откройте рот.

Граф пытается отрицательно качнуть головой, но ничего не выходит. Никколо оттягивает его подбородок. И сует графу в рот свой тонкий, сухой, пахнущий пергаментом палец.

— Укусите меня.

У графа на глазах выступают слезы от беззвучного хохота.

— Марко. Вы погибаете. Укусите меня!

Никколо кричит.

— Ну же! Кусайте! — он дает графу размашистые пощечины левой рукой.

Граф смыкает челюсти, и Никколо издает длинный кошачий вопль.

* * *

— Господин не желает переодеться? — спрашивает таксист, оглядываясь.

Пассажир опускает голову и смотрит на свою рубашку:

— Пожалуй.

— Здесь по пути будет торговый центр, мы можем туда заехать.

— Спасибо, эээ… Клаус.

— Вообще-то Вольф, но как будет угодно господину.

— Вольф. Это ведь по-немецки волк? — пассажир изображает волчий вой.

Таксист угрюмо кивает.

Впереди светятся огни заброшенного молла.

* * *

Низкие своды подвала, каменная кладка словно обросшее ракушками днище корабля. Зыбкий свет от факелов, укрепленных на стенах. У стены — человек в белом халате, с головным зеркалом, отбрасывающим блики. Рядом автоклав. В руке у человека шприц. Джованни подводят к стулу, сажают верхом, перехватывают руку выше локтя резиновым жгутом. Он закатывает рукав, обнажая вытатуированный номер, машинально сжимает и разжимает кулак.