Черная метка - [87]

— Налей мне виски, — попросила я.

Глава 32

Я повернулась к Марино, прислонившись спиной к стене, словно у меня не хватало сил стоять на ногах.

— Вот это да! Ты знаешь, сколько здесь стоит виски? — изумился Марино, закрывая дверцу мини-бара.

— Мне все равно.

— В любом случае платит Интерпол, — решил он.

— И мне нужна сигарета, — добавила я.

Он прикурил для меня «Мальборо». Марино протянул высокий стакан неразбавленного виски со льдом, держа в другой руке банку с пивом.

— Я хочу сказать, — продолжил он, — если Интерпол может проделывать все эти штуки с электронными авиабилетами, шикарными отелями и «конкордами» — а мы тем временем не встретили ни одного человека, который поговорил бы с нами о деле, — почему ты думаешь, что эта контора не может подделать улики?

— Они вряд ли сфабриковали бы убийство Бентона психопатом, — ответила я.

— Но они могли это сделать. Может, идеально подошел расклад. — Он выпустил дым и отхлебнул пива. — Я хочу сказать, док, что если подумать, то сфабриковать можно все на свете.

— Анализ ДНК…

Я не смогла закончить предложение. Передо мной возникли образы, которые я слишком долго отгоняла от себя.

— Отчеты можно подделать.

— Прекрати!

Но под действием пива исчезли все барьеры, и Марино продолжал излагать свои фантастические версии, выводы и измышления. Он бубнил свое, но мне казалось, будто его голос начал отдаляться. Меня охватила дрожь. В темном, заброшенном уголке моего «я» начал разгораться огонек. Мне отчаянно хотелось верить, что домыслы Марино — правда.

В пять часов утра я все еще спала в платье на кушетке. Ужасно болела голова. Во рту ощущался отвратительный вкус перегара и сигарет. Я приняла душ и долго смотрела на телефон, стоявший около кровати. Задуманное пугало меня. Я была в замешательстве.

В Филадельфии сейчас была почти полночь, и я оставила сообщение доктору Вэнсу Харстону, главному судебно-медицинскому эксперту. Дала ему номер факса в своем номере и повесила на ручку двери табличку «Не беспокоить». Марино встретил меня в холле. Я ничего не сказала ему, лишь едва слышно поздоровалась.

Внизу звякали тарелки — в кафе накрывали столы, — служащий щеткой и тряпкой мыл стеклянные двери. Кофе еще не приготовили. Единственной гостьей в кафе была женщина, положившая свою норковую шубу на спинку кресла. Перед крыльцом нас ждал другой «мерседес».

На этот раз нам попался торопливый угрюмый водитель. Я потирала виски и смотрела, как мимо проносились мотоциклисты по собственным невидимым трассам, петляя между машинами и ревя моторами в туннелях. Мне стало грустно, когда я вспомнила автокатастрофу, в которой погибла принцесса Диана.

Помню, что, проснувшись, услышала о ее смерти в «Новостях» и не могла поверить, что нашим божествам может быть уготована земная, случайная смерть. В гибели по вине пьяного шофера нет ничего торжественного или величественного. Смерть — великий уравнитель. Ей безразлично, кто ты и что ты.

Небо было темно-синим. Тротуары мокрые после мытья. Вдоль улиц были расставлены зеленые мусорные баки. Мы продребезжали по брусчатке площади Согласия и поехали по набережной Сены, которую не было видно за высоким ограждением. Электронные часы на Лионском вокзале показывали семь двадцать, внутри звучал беспрестанный шум шагов: люди спешили за утренними газетами.

У билетной кассы я встала за женщиной с пуделем и внезапно обратила внимание на хорошо одетого седого человека с резкими чертами лица. Издалека он был похож на Бентона. Я невольно оглядела зал. Сердце стучало, будто не в состоянии перенести такое.

— Кофе, — сказала я Марино.

Мы сели за стойку вокзального кафе, и нам подали эспрессо в крохотных коричневых чашечках.

— Что это еще такое? — заворчал Марино. — Я просил нормального кофе. Как насчет сахара? — спросил он женщину за стойкой.

Она бросила перед ним несколько пакетиков.

— Будьте добры кофе со сливками, — попросила я.

Женщина кивнула. Марино выпил четыре чашки кофе, съел два багета с ветчиной и выкурил три сигареты менее чем за двадцать минут.

— Знаешь, — сказала я, когда мы сели в скоростной поезд, — мне не хочется, чтобы ты себя убивал.

— Не беспокойся, — ответил он, располагаясь напротив. — Если бы я заботился о своем здоровье, то уже помер бы от стресса.

Наш вагон был заполнен едва на треть, а пассажиров интересовали только новости в газетах. Скоростной поезд, не издав ни звука, неожиданно рванулся вперед, и тишина заставила Марино разговаривать очень тихо. Мы выскользнули со станции, мимо проносились деревья на фоне голубого неба. Я чувствовала усталость и очень хотела пить. Попыталась уснуть, хотя солнце светило в глаза.

Я очнулась, когда англичанка двумя рядами дальше стала разговаривать по сотовому телефону. Старик, сидевший через проход, отгадывал кроссворд, щелкая механическим карандашом. Встречный поезд встряхнул наш вагон. Когда мы подъезжали к Лиону, небо начало бледнеть и пошел снег.

Чем дольше Марино смотрел в окно, тем больше портилось его настроение, а когда мы сошли с поезда, он вел себя просто грубо. Во время поездки в такси он молчал, и я рассердилась на него, вспоминая необдуманные слова, которые он бросил мне накануне вечером.