Черная метка - [84]

— …однажды вечером так набрался, что, когда проснулся на следующее утро, не помнил, где оставил машину и целы ли кредитки. Я попросил разбудить меня…

До этого я летала на сверхзвуковом самолете только один раз, с Бентоном. Вспомнила его, прижимающегося ко мне, нестерпимый жар в моей груди, касающейся его, когда мы сидели в маленьких серых креслах, пили французское вино и смотрели на банки с черной икрой, которую не собирались есть.

Вспомнила, как мы обменивались обидными словами и наша ссора обернулась сумасшедшей любовной близостью в лондонской квартире около американского посольства. Наверное, Дороти была права. Возможно, я слишком глубоко хранила свои чувства и не была такой открытой, как хотелось бы. Но она ошибалась насчет Бентона. Он всегда был сильным и горячим мужчиной.

— Доктор Скарпетта?

Мужской голос вернул меня к жизни.

— Приехали, — сказал водитель, глядя на меня в зеркало заднего вида.

Я потерла ладонями лицо и подавила зевок. Здесь ветер был сильнее, температура ниже. Я сама зарегистрировалась у стойки «Эр Франс», поскольку не верила, что Марино может оформить билеты и паспорта или даже найти выход на посадку, не выставив себя полным дураком. Рейс отправлялся через полтора часа, и как только я уселась в зале ожидания, снова почувствовала себя обессиленной. Глаза смыкались сами собой. Марино ощущал благоговейный восторг.

— Посмотри туда, — слишком громко прошептал он. — В баре негде присесть. Вон тот парень пьет пиво, а времени-то всего семь часов утра.

Марино воспринял это как пример для подражания.

— Тебе что-нибудь принести? — спросил он. — Хочешь газету?

— В настоящий момент мне наплевать на мировые проблемы. — Мне хотелось, чтобы он оставил меня в покое.

Он вернулся с двумя тарелками, на которых высилась горы плюшек, сыра и крекеров. Под мышкой он держал банку «Хайнекена».

— Ты знаешь, — сказал он, ставя тарелку на соседний кофейный столик, — оказывается, во Франции уже почти три часа дня.

Он открыл банку пива.

— Они смешивают шампанское с апельсиновым соком; ты когда-нибудь слышала об этом? Я почти уверен, вон там сидит какая-то знаменитость. На ней солнечные очки, и все на нее смотрят.

Мне было все равно.

— Парень рядом с ней тоже выглядит знакомо, похож на Мэла Брукса.

— Женщина в солнечных очках напоминает Энн Бенкрофт? — пробормотала я.

— Да!

— Тогда это Мэл Брукс.

На нас посматривали другие пассажиры, одетые гораздо дороже, чем мы. Один мужчина шуршал газетой «Монд» и прихлебывал эспрессо.

— Я видел ее в «Выпускнике». Помнишь этот фильм? — спросил Марино.

Я полностью проснулась и жалела, что здесь негде спрятаться.

— Я об этом мечтал. Черт побери. Вроде как молоденькая школьная учительница после уроков проводит с тобой дополнительные занятия. А ты ерзаешь и не можешь сосредоточиться.

— Вон стоит «конкорд», на котором мы полетим, — показала я.

— Как жалко, что я не взял с собой фотоаппарат.

Он отпил очередной глоток пива.

— Пойди купи, — предложила я.

— Думаешь, здесь продаются одноразовые фотокамеры-«мыльницы»?

— Только французские.

Он немного подумал, потом как-то странно посмотрел на меня и пробормотал:

— Сейчас вернусь.

Разумеется, Марино оставил билет и паспорт в кармане куртки, которую положил на спинку кресла, и когда объявили посадку, я получила по пейджеру срочное текстовое сообщение, что его не пускают обратно в зал ожидания. Он ждал у стойки с красным от гнева лицом, рядом стоял охранник.

— Извините, — сказала я, передавая служащему аэропорта паспорт и билет Марино. — Давай не будем портить себе путешествие, — произнесла я тихо, когда мы шли через зал ожидания к самолету вслед за остальными пассажирами.

— Я говорил им, что пойду возьму документы. Банда французских недоумков. Если бы они разговаривали по-английски как полагается, этого дерьма не случилось бы.

Наши места находились рядом, но, к счастью, салон оказался полупустым и я пересела через проход от Марино. Он воспринял это как личное оскорбление, пока я не поделилась с ним половинкой курицы с лимонным соком, рулетом с ванильным муссом и шоколадками. Не знаю, сколько пива выпил Марино, но пока мы летели со сверхзвуковой скоростью, он часто вставал и по узкому проходу направлялся в конец салона. Мы прибыли в аэропорт Шарль де Голль в шесть двадцать пополудни.

У терминала нас ждал темно-синий «мерседес», и Марино попытался завести разговор с водителем, который не разрешил сесть ему на переднее сиденье и не обращал на него никакого внимания. Марино мрачно курил в окно, позволяя врываться в салон холодному воздуху. Долгая дорога мимо убогих домов, раскрашенных граффити, и сортировочных станций привела нас в залитый светом современный город. Великие корпоративные боги «Герц», «Хонда», «Текникс» и «Тошиба» взирали на нас в сиянии олимпийских высот.

— Черт побери, это как в Чикаго, — пожаловался Марино. — Как-то странно себя чувствуешь.

— Сказывается разница во времени.

— Я был на западном побережье, но так себя не чувствовал.

— Здесь большая разница во времени, — сказала я.

— По-моему, это из-за того, что мы очень быстро летели, — продолжал говорить он. — Подумай, ты выглядываешь из маленького иллюминатора, как будто сидишь в космическом корабле. Ты даже видишь чертов горизонт. На такой высоте нет облаков, невозможно дышать, а температура, наверное, сорок градусов ниже нуля. Ни птиц, ни обычных самолетов — ничего.