Черная месса - [39]

Внесли чайный столик.

Она спрашивала себя, — откуда эта внезапная неуверенность? Она не могла скрыть от себя самой, — как ни смешно, — что это смущение, смущение перед своим ребенком, который сидел напротив нее такой строгий, такой замкнутый! И не как мать, а как провинившаяся любовница, желающая помириться с мужчиной, начала она ухаживать за мальчиком, наливая ему чай и нарезая пирог.

Хуго, взяв уже чашку, поставил ее снова и неожиданно сказал:

— Мама, я должен тебя о чем-то спросить…

И, решившись наконец, после паузы, с колотящимся сердцем:

— Эти Тапперты, — ну, семья Эрны, — бедняки?

Мама слегка удивилась. Потом подумала: «Это детский вопрос», — и ответила:

— Бедняки? Нет, они, конечно, на бедняки. Просто они стеснены в средствах.

— Кто же тогда — бедняки?

Мама поймала себя на том, что сама не может точно сформулировать. На всякий случай она перечислила:

— Бедные люди, например, — рабочие, которым не платят, бездомные или сироты… Все-таки фрейлейн Эрна где-то училась, она сдала экзамены, кончила курсы, стала воспитательницей, она может сама зарабатывать себе на хлеб… О таких людях говорят, что они живут в стесненных обстоятельствах.

— А мы, мы — богатые люди, мама, правда?..

— Ну, Хуго! Я нахожу, ты задаешь весьма неприятные вопросы. Разве в этом все дело? Разве это главное? Все зависит от других вещей, намного важнее: от духовности, образования, души.

Мама сама была недовольна своим ответом. Она понимала, что уклонилась от простого вопроса и вместо спокойного обсуждения проблемы глупо и лицемерно морализировала. Особенно сопоставление духовности, образованности и души с социальной любознательностью Хуго испортило ответ лживой банальностью и стало воспитательным промахом. Хуго же, который слушал невнимательно, все повторял: «стесненные обстоятельства… стесненные обстоятельства…».

Он откинулся назад и принялся вдумываться в это выражение. Итак, на квартире фрау Тапперт мир не кончался. Хуго ясно видел перед собой странную, бесконечную анфиладу комнат. И Эрна удалялась, медленно переходя из комнаты в комнату. Двери, которые она проходила, становились все уже и ниже. Она не могла уже пройти, не нагибаясь. Кажется, последняя комната, самая тесная, была покойницкая. Тут Хуго сказал:

— Я все-таки думаю, что они — бедняки.

Мама вздохнула:

— Откуда ты знаешь, Хуго?

Мальчик пытался обдумать ответ. Но у него не было сил думать.

— Эрна ведь отдает им все свои деньги, — все, что у нас зарабатывает… Знаешь, это, должно быть, из-за Альберта.

И затем признался:

— Мы сегодня там были.

— Так, — сказала мама, неприятно удивленная. Она страдала навязчивой идеей чистоты. Все чужое, особенно если оно принадлежало к более низкому классу, казалось ей «негигиеничным». «Чужое» и «опасность заразиться» были одним и тем же. Кашлянул где-то бедно одетый ребенок, — это, конечно, коклюш. Попадалась на пути толпа школьников — значит, несла с собой тучу болезней. Пахло на улице чем-то сомнительным — определенно дезинфицируют поблизости чей-то дом. Шел мимо человек с красным родимым пятном на щеке, — нужно задержать дыхание: кто знает, не дурная ли это опухоль? Дверные ручки, перила, монеты, все, к чему прикасаешься, что часто трогаешь, — все это угрожало рукам слоями кишащих бацилл, если не надевать из предосторожности перчаток. Сами бациллы — мстительное испарение, посланное в светлый мамин мир из глубин враждебной, чужой и некомфортабельной бедности. В том, что Хуго, вопреки всем предосторожностям, заболевал скарлатиной или дифтерией, мама видела лишь подтверждение своих опасений. Теперь же она язвительно спросила:

— Чего ты искал у чужих людей?

Хуго, сбитый с толку маминой нервозностью, позабыл всю последовательность изложения, которую наметил себе, и все свалил в кучу:

— С Эрной случилось ужасное несчастье… Кто ей поможет?.. У нее нет больше денег… И у матери ничего… Альберт, кстати, — изобретатель, а это ведь чего-то стоит, особенно если в детстве заболеешь параличом и не можешь двигаться… Эрне нужны деньги, иначе произойдет что-то ужасное… Фрау Зейферт, с которой хочет поговорить ее мать, ничего не сделает без денег… И вот я подумал, не могли бы вы с папой помочь… ты… и папа…

В отчаянии выкрикнул он последние слова и понял, что плохо сделал свое дело. Он понял это по маминым глазам и по сухому ее тону, когда она спросила:

— Что это за ужасное несчастье случилось с Эрной?

— Я не знаю, мама… Откуда мне это знать? Но я думаю…

Все неумолимее подталкивала его мама к новым признаниям:

— Ну, что ты сам думаешь?

Хуго понимал, что неудержимо соскальзывает в пропасть, но не мог больше сдерживаться:

— Я думаю, что господин оберлейтенант Целник… или господин Титтель… виновны в этом… Я ведь не знаю…

Ошибка, предательство. Кровь бросилась мальчику в голову и помутила сознание. В мгновение ока в этом ни о чем не подозревающем салоне оказались, вызванные волшебством несчастного ребенка, артиллерийский офицер и служащий канцелярии наместника. Военный китель цвета какао и канареечно-желтые зашнурованные сапоги, на которых начертаны были имена «Целник» и «Титтель», все испортили. Мама уже вроде бы спокойнее и равнодушнее осведомилась: