Чёрная лента - [13]

— Удивительно! — прервал чтение Алесь. — Вот, оказывается, в чем дело! Но кто такой этот Клаус?

— Эта личность нам хорошо известна, — ответил Янкович. — Отто Клаус, якобы коллекционер из Берлина, скупает антиквариат. О его связях с германской разведкой мы давно подозревали, а теперь еще знаем, что он получил задание найти чашу Ягайло и крест Витовта. Но читайте же дальше!

Минич снова повернул лицо к письму:

«Я хочу, чтобы вы меня поняли. У меня есть сестра, которую я очень люблю. Но она очень больна, и ей требуется лечение в очень дорогой клинике в Варшаве — помочь ей могут только там. Последние полгода я живу с мыслью, где найти деньги на ее лечение. И вот подвернулся случай. Я решил написать два письма о подслушанном мною разговоре с просьбой денег за молчание. Одно передам этой певичке, имени которой не знаю, она недавно работает в “Париже”. Второе завезу в Музей восковых фигур. Посмотрим, какая сторона заплатит мне больше. А если удастся, то получу деньги и от тех, и от других.

Гарантией моей безопасности является письмо с рассказом обо всем, которое должны передать вам, пан журналист, если со мной что-то случится. Тогда вы обо всем расскажете в своем журнале и известите полицию.

Я ухожу на встречу с Клаусом, о которой написал в записке, переданной через певичку ресторана “Париж”. Встречу я назначил на пять часов в сквере Бельмонт на окраине города, за Полоцкой улицей и старым Бернардинским кладбищем. Если в пять тридцать мой доверенный человек не получит от меня подтверждения по телефону, что со мной все в порядке, то отнесет это письмо вам, пан Минич».

— Подпись, дата… — закончил читать Алесь. — Значит, его убили первым…

Глава пятая, в которой ужин в ресторане может оказаться опасным

— Шантаж — дело всегда крайне рискованное, — сказал офицер Дефензивы, взяв в руки письмо покойника, чтобы еще раз его перечитать. — Тем более безумно желание шантажировать «Черную ленту». Ну а в полицию мы заявлять не станем.

— Почему же? — удивился журналист.

— Во-первых, вы сами сказали, что в музее видели фигуру в полицейской форме, а потом она исчезла, — ответил Янкович. — Так что вполне возможно, что у «Черной ленты» свои люди в полиции Вильно. Во-вторых, если будет найден труп, то полиция вмешается в дело сама. Но, подозреваю, что трупов в ближайшее время никто не найдет, и до тех пор полиция ничего предпринимать не станет. В любом случае мы будем вести свое собственное расследование.

Профессор, наливая еще по рюмке коньяка, спросил сам себя вслух:

— Интересно, кому отдал письмо Лещинский в музее? — размышлял он. — Видимо, он отыскал секретаря владельца музея. Не удивлюсь, что им окажется тот худой высокий брюнет, который вас вместе с Мартином Вацлевичем встретил ночью среди восковых фигур. Он, предположу, получил письмо с содержанием шантажа от владельца «Фургона 99». Встреча была назначена на время более позднее, чем встреча с шантажистом — ведь тот решил вначале договориться с немцем Клаусом.

— А может быть, — продолжил его мысль Алесь, — этот секретарь и не поехал на встречу, а испугался и просто запаниковал. Ведь в письме, очевидно, говорилось о том, что Мартин Вацлевич может быть убит по приезду в Вильно.

— Вероятно, вероятно… — кивнул Дайнович. — Секретарь мог решить ничего не предпринимать до приезда своего хозяина. Тот приехал, они посовещались и позвонили вам. Вот как все было…

— И к тому же получается, что крест Витовта у «Черной ленты», — добавил Янкович, перечитав письмо и положив его на столик перед собой. — Но значит ли это что-то реальное — вот вопрос. Я лично в эти предания не верю…

Они чокнулись и выпили по рюмке.

— Не скажите, — возразил ему профессор, заедая коньяк долькой лимона и сощурившись от кислоты во рту. — Вы, как я вижу, совсем не понимаете тру-ля-ля ситуации.

— Ну и в чем это ваше «тру-ля-ля» ситуации? — пожал плечами офицер контрразведки. — Какие-то древние вещицы, которые интересны только спекулянтам антиквариата. Никакой магией и силой они не обладают. Ведь вы же ученый!

— Вот отвечу вам как ученый, — Дайнович закурил папиросу. — Внутри себя они, конечно, силы не таят. Но имеют совсем иную силу — в умах масс. Возьмем копье Судьбы, которое так хотел заиметь Адольф Гитлер. Для христиан оно святыня. И в войне с христианскими странами это огромный идеологический бонус, который стоит десятков дивизий. Ясно, что фюрер это понимает. Аналогично и с нашими артефактами, которые увязаны веками в представлениях с победой в Грюнвальдской битве 1410 года над Тевтонским орденом Пруссии. Если Гитлер объявит, что завладел этими святыми для нас реликвиями и лишил их нас, то это существенно деморализует и нашу армию, и волю нашего населения к сопротивлению.

— Согласен, — покачал пальцем Алесь, жуя лимон. — Еще больше это воодушевит самих нацистов. У них там два года назад создали RPL — Министерство пропаганды Геббельса. Они это сразу раструбят: мол, враги, то есть мы, лишились святынь, которые с 1410 года нам давали победы над немцами. Это действительно стоит многих и многих дивизий…

— Ладно, убедили… — потер подбородок Янкович. — Эти нацисты вообще свихнулись на мистике. Но превращают ее в пропаганду, что уже не мистика, а факт, который можно пощупать.