Черная кровь - [38]

Окончив гадание, Ромар вышел из ворот, огляделся. Невдалеке пастухи лениво гнали отару. Вокруг, как обычно, крутилась целая стая приблудных собак. Ромар уже совсем было собрался поворачивать к Старому ручью, когда его не по-стариковски острые глаза заметили вдали какое-то движение.

Двое бегут…

А вот что это там, за ними?!

Ромар внезапно ощутил разливающийся внутри холод. Оцепенев, старый колдун смотрел, как, теряя последние силы, мчатся ушедшие час назад парни, а за ними, быстро сокращая разрыв…

Страшным усилием Ромар преодолел оцепенение, призвав все силы, что жили в его увечном теле.

– Тревога!!! – гаркнул он так, что слышно было, наверное, во всём селении. Голос колдуна каким-то чудом проникал сквозь глинобитные стены; люди бросали обыденные дела, хватали оружие. Никогда ещё на памяти живущих не кричал так колдун Ромар, и никогда не слышался в его голосе такой ужас.

Таши поспел на место поединка раньше противника. Присел на корягу, когда-то лежавшую на дне высохшего ручья. Как о чём-то неважном подумал: а что он будет делать, если Тейко сейчас появится с копьём в руках? Закон сурово карает проливающих родную кровь; и потому, по негласному уговору, оружия на такие сшибки не брали. Голые руки – и всё. Но тоже немало, если учесть, что этими руками далеко не самый сильный охотник мог задушить волка.

Как ни странно, но злости на Тейко у Таши не было.

С холма, возле которого ещё недавно журчал Старый ручей, хорошо видно Великую. Таши сидел на побелевшей, сухой до звона коряге, с тоской глядя на иссохшее русло когда-то полноводной реки. За последние сутки вода ещё спала, и теперь по дну едва-едва струился хилый ручеёк, тут и там стояли лужи, мокрый ил, ближе к берегу высохший и пошедший глубокими трещинами, бессильно распластавшиеся речные травы… Лишь самые глубокие омуты и донные ямы – последнее убежище водяных и омутников – ещё не пересохли. Но если дело пойдёт так дальше, не удержатся и они.

Таши смотрел на реку, на время забыв даже о Тейко и его нелепом вызове. Правильно Муха сказал – погибает Великая. Даже если отобьёмся от диатритов – чем живы будем?..

Шаги Тейко он заслышал издали. Таши не прятался, нарочно сел на самом виду – не того Тейко норова, чтобы стрелу из-за кустов пускать. Незадачливый Уников жених понял насмешку – и, в отместку, решил уязвить хотя бы тем, чтоб подобраться незаметно. Да только куда там!.. От неведомого отца Таши унаследовал не только силу, но и острый, зверю впору, слух. Ага! – ветка-таки хрустнула. Снеосторожничал ты, Тейко, уж больно в себе уверен. Ан нет, смотреть надо, куда ступаешь, и на сучок, каким бы крепким он тебе ни казался, вставать не след.

Таши выждал, когда Тейко оказался возле самого обреза зарослей, резко повернулся к тому:

– Зачем крадёшься, словно согнутый?

Это было тяжким оскорблением. Тейко мгновенно налился кровью, но вида не показал, как бы и не слышал. Вразвалку, небрежно, словно и не таился вовсе, вышел на полянку. Идёт-то вразвалочку, а лицо побелело от бешенства. Еле сдерживается. Сразу видать, что, если ему сейчас не подраться, зло на ком попадя не выместить – совсем плохо будет. Ромар говаривал – от такого, случалось, даже помирали.

– Как хочу, так и хожу… у мангасов не спрашиваю! – Тейко вздернул подбородок.

Как и Таши, он тоже пришёл к месту поединка без оружия. Ростом Тейко хорошо удался, но Таши шире в плечах, коренастее и – всем известно – сильнее. Зато Тейко постарше на два года, поопытней, а это в битве много значит. К тому же если один из поединщиков до того взъярится, что себя в схватке забудет, – то и сущие замухрышки, случалось, одолевали признанных силачей. В Тейко сейчас эта ненависть была. Ненавидел он яро, всем сердцем, не умея – да и не желая – признаться себе, что проиграл он уже этот спор, что никогда не бывать ему с Уникой, никогда не сжимать её плеч, не ласкать жёстких волос, таких чёрных, что цветом с вороновым крылом поспорят; и детей ему с ней тоже не заводить. Оттого-то и кривит губы Тейко, пытаясь обмануть себя напускным презрением к «мангаске». Жаль, что, как ни хитри, от себя всё равно не уйдёшь. Знает Тейко: даже убей он сейчас Таши – Унике его женой уже не быть. Даже если не разгневается на неё Мать-Земля, даже если вступятся предки, даже если вернут ей имя сородичи… Потому что скорее бросится она с речного раската, чем в его, Тейко, дом войдёт. Вот и ярит Тейко сердце, надеясь в унижении соперника хоть как-то утешиться. Глупый. Ненависть помогает только тем, у кого вовсе головы на плечах нет.

– Ну, так зачем звал? – Таши не вставал с колоды. Сидел себе, уронив руки на колени.

Тейко облизнул пересохшие губы. И ему не просто против уложений рода идти.

– Биться станем, – хрипло произнес он.

– А потом? – поинтересовался Таши.

– Тот, кто одолеет… в роду останется. Кого одолеют, – он напрягся, – сам из рода уйти должен будет!

– Ого! Ну и придумки ж у тебя! – Таши не выдержал – удивился. – Куда идти-то?

– На закат. К горам. К Белоструйной. Тамошние у нас почти не бывают. Считай, отрезанный ломоть.

Таши пожал плечами. Ему было всё равно. Здесь, не здесь… у Великой, у Белоструйной… лишь бы с Уникой ничего не случалось. И с дитём его.