Черная королева - [85]

– Я хочу, чтобы ты сумел убедить меня, что на этот раз любовь стоит того, чтобы за неё бороться.

– На этот раз?

Я, не сморгнув, выдержала его взгляд.

– Да. В прошлый раз за эту иллюзию я заплатила очень дорогую цену. Боюсь, столько во второй раз у меня попросту не найдётся.

– Любить страшно, да? – сощурился чёрный кот и в его глазах мне мерещился вызов.

– Да.

– А жить без любви не страшно?

– Мне – нет. Я привыкла. Я не хочу любить.

– Но?..

Миарон вопросительно глянул на меня.

– Что – но?

– Но ты меня уже любишь. Как и я – тебя. Не то чтобы я выбирал это.

Если бы выбор зависел от меня, я бы выбрал в предмет страсти какую-нибудь улыбчивую, ласковую маленькую дурочку, нежную, любящую готовить и вязать. Не буду вдаваться в подробности портрета. Он не нов. Его предпочитает большинство мужчин. Коротко о главном – женщина не должна доставлять проблем.

А ты, моя огненная ведьмочка, ходячая головная боль.

С первых же дней, как свалилась мне на руки, в прямом смысле слова, до сегодняшнего дня, ты не приносила ничего, кроме боли.

Удивлена? Да-да! Так и было.

Ты всегда рассматривала историю с одной стороны, где я измывался над тобой, принуждая убивать, потом сам убил Дэйрека.

Заставил твоего драгоценного Эллоиссентра изменить тебе со мной.

А закончил ещё хуже, чем начал: похитил тебя у мужа, шантажируя сыном, принудил переспать со мной и бросил. Да ещё прихватив в качестве трофея твоего первенца.

И ведь не поспоришь. Факты вещь упрямая.

– Я никогда не винила тебя в том, что ты заботился об Лейриане.

– А ты уверена, что я хорошо о нём заботился? – с сарказмом протянул Миарон, зло блеснув глазами. – Тебе ни разу не приходило в голову, что я воспитывал его приблизительно в той же манере, в какой обращался с другими моими воспитанника? Что наши отношения могли быть не столь уж отеческими? Не представляла его себе в той же позе, в какой когда-то видела в моих объятиях его отца?

– Замолчи!

– Хочешь сказать, что ни разу не задавалась этим вопросом? Интересно, сколько раз ты прокручивала его у себя в голове?

Подобравшись, как кошка перед прыжком, я безотрывно глядела в его невозмутимое, как у древнего идола, лицо.

Недоброе, тёмное, насмешливое.

– Зачем? – выдохнула я.

– Что – зачем? – вопросительно изогнул он бровь.

– Зачем ты заговорил об этом? Чего ты добиваешься? Почему ты ведёшь себя так всякий раз, как только я начинаю думать, что у нас могло бы что-то получиться?

– Потому что у нас ничего не получится, пока мысли, подобные тем, что я озвучил, бродят у тебя в голове. Ты ведь думала об этом?

Какое-то время мы молча играли в гляделки.

Я не отводила взгляд. И ничего не говорила.

– Ну конечно же думала? – его улыбка была полна сладкого яда. – Почему же не спросила? Мол, так и так, дорогой мой, скажи мне как на духу, как на исповеди, спишь ли ты с моим сыном или у вас платонические отношения? А? Молчишь? Что же ты всё время молчишь?!

– Потому что не уверена, что смогу выслушать правду.

И снова его взгляд, как острый осколок стекла, врезался мне в лицо:

– То есть ты уверена, что ответ положительный? – пропел он, но за этой мягкостью, мне хорошо помнится, раньше всегда следовала буря.

– Нет, не уверена! Если бы я была уверена, я бы сейчас тут с тобой не разговаривала. Я бы ни за что тебя к себе не подпустила! Я верю, что, может быть, ты и не был идеальный наставником, но всё же ты был добро к моему сыну!

Но, Миарон, я допускаю и то, что всё могло быть. Ты не признаёшь ни границ, ни морали.

– Если допускаешь такую мысль, милая, что ж прячешь голову в песок? Ускользаешь от правды?

И снова наши взгляды скрестились. Словно два клинка.

– Ты этого не делал, – выдохнула я.

– Уверена?

– Нет, не уверена. Но я знаю. Я чувствую. Ради нас обоих – меня и моего сына… нет.

– А говоришь, что не знаешь меня? Всё-то ты знаешь, мой огненный Красный Цветок. В глубине души ты всегда знала, как много для меня значишь. И да, все эти годы, заботясь о твоём сыне я находил смысл жизни и для себя – сначала заботясь о Лейриане ради его матери, потом – уже ради него самого.

– Ты полюбил его?

– Наверное, родного сына я любить больше не мог. Признаюсь, иногда приходила мысль дать о себе знать. Прислать весточку о том, что с твоим сыном всё хорошо. Но что последовало бы дальше? Ты не устояла бы перед искушением навестить нас. Сиобрян, безотрывно за тобой следящий, выйдя на наш след – кто знает, как бы он поступил и что сделал? Ради безопасности мальчика я предпочёл затаиться. И если бы не его дикая выхода, наверное, мы встретились бы ещё позже. Я рад тому, как всё повернулось между мной и тобой. Но мне горько от того, что мальчишка, в которого я вложился как в никого другого, повёл себя в итоге как последняя свинья.

Сердце моё при этих словах болезненно сжалось.

Даже не знаю, кого их них двоих мне было жальче, но я почувствовала себя виноватой.

Я ведь весьма поспособствовала сближению Эла с сыном.

И Миарон прав – одной из причин этого стало то, что я подозревала его в том… в чём подозревала.

Положив ладонь на его руку тихонько сжала, безмолвно извиняясь.

Он ответил на пожатие, показывая, что принимает – сочувствие ли? Извинения?