Черная книга: Таинственные люди и необыкновенные приключения - [11]

Вот звуки растут и крепнут — то будто все небесные силы гремят в исступлении, сливаясь с раскатами грома, потрясающими вселенную…

«Везде, Господь, везде Ты славен…» — гремят струны…

«Везде Ты славен в нощи, во дни с сияньем ра-а-а-вен…» — раскатывается громоподобный бас Михаила Павловича, колебля пламя стоящей вдали лампы и ударяясь в стекла мелкой дробью…

Навроцкий чувствует, как его будто подхватывает волна и то поднимает на гребне, то низвергает в бездну…

Но вот пронеслись сонмы ангелов, утихли громы, замер последний аккорд…

Все сидели в безмолвии, стоял Михаил Иванович только, заложив за спину руки.

Навроцкий вскочил и, бледный как смерть, бросился на грудь друга. Потрясенный до глубины души, он тихо рыдал, говоря как бы про себя:

— Бесподобно, непостижимо; есть, есть Бог!..

Потом обнял Михаила Павловича и горячо поцеловал.

— О, люди, люди… — шептал он как безумный.

— Ну, довольно пения, господа, — сказал бледный Николай Петрович, — с небес не хочется спускаться на землю… После полуночи гости уехали.

ГЛАВА III. Школьное торжество.

На другой день, т. е. первого сентября, часов в десять утра, Проскуров и Навроцкий подкатили к школе.

Вокруг нее резвилась многочисленная толпа ребят — мальчиков и девочек.

При виде Проскурова, которого они знали как попечителя, все скинули шапки и крикнули: «Здравствуйте, Николай Петрович!»

— Здравствуйте, детки, — кланялся он им, размахивая пуховой шляпой и вбегая на крыльцо школы. Он был в черном сюртуке и белоснежном белье.

Особенно заинтересовал ребятишек Навроцкий, который был в парадном мундире, в эполетах и при шашке.

— Смотри-ка, Миколка, — громко, не стесняясь, говорил один мальчонка другому, — как есть царь, право, ей-Богу, у нас на картинке дома есть такой царь..

Приезжих встретил Михаил Павлович и провел в свою квартиру.

Квартира его состояла всего из двух небольших комнат: передней, она же и спальная, потому что тут же находилась кровать учителя, огороженная ширмами, и залы.

Тут сидел уже батюшка.

— Можно и начинать теперь, — сказал он, — ребята все уж собрались, только крикнуть.

Михаил Павлович послал кухарку, сказав, чтобы звала детей в школу, и через минуту школ была полна детворой.

Пришел торговец, он же и церковный староста.

— Все готово, Николай Петрович, — сказал он Проску-рову, здороваясь, — гостинцы принесут сюда сейчас.

Потом батюшка облачился и начал молебен. Михаил Павлович встал в переднем углу в сторонке и его окружили мальчики-певчие.

Пели хорошо; видно было, что учитель-любитель положил немало труда и достиг блестящих результатов.

После молебна батюшка обратился к детям с назидательным словом, увещевал их учиться прилежнее, ибо «ученье — свет, а неученье тьма». Не обошел он приветственным словом Николая Петровича и учителя, высказав первому сердечную благодарность за попечение и способствование распространению просвещения, а последнему за то, что не щадит своих сил и здоровья на этом благородном поприще.

Потом началась раздача гостинцев. Раздавал сам Михаил Павлович и дети подходили один за другим, принимая от него большие пакеты с гостинцами.

Между тем, в квартире учителя во время молебна, кухарка Мавра расставляла на столе вина; на другом столе был сервированный чай. Михаил Павлович, зная привычки Николая Петровича, не забыл купить бутылку коньяку. Когда все было готово, Марфа шепнула Михаилу Павловичу, а тот попросил гостей к себе. На лице его играла довольная улыбка: он любил, когда у него ели, пили.

— С начатием дела, дай Бог успеха, Михаил Павлович, и вам, батюшка, в этом великом деле, — сказал Николай Петрович, взяв в руку рюмку. За ним последовали все.

— Вот теперь у вас настает время кипучей деятельности, Михаил Павлович, но чем вы занимаетесь летом, во время каникул? — спросил Навроцкий.

— И, батюшка мой, Михаил Александрович, я не скучаю и тогда, — наслаждаюсь вовсю свободой: гуляю по полям и лугам, рыбу ловлю, хожу в лес за ягодами, за грибами, а всего этого здесь благодать. Кроме того, имею небольшой огородец; питомник недавно развел, с десяток ульев пчел имею: вот попробуйте-ка, настоящий липовый, — придвинул он Навроцкому большую тарелку с липовым сотовым медом.

— И довольны своей жизнью?

— Чего ж мне и желать еще: дело, которому я служу, святое и великое; да и не один я жнец на этой благотворной ниве: вот батюшка со мной работает, Николай Петрович сочувствует и помогает, вот Тихон Иванович тоже, — указал он на торговца, — благодаря их сочувствию у нас теперь два ремесленных класса — столярный и токарный, а учится в них до пятидесяти человек. Хоть дело это и новое, но вижу я, что оно развивается год от года все более и более. Доволен я и счастлив вполне.

Завтрак был простой, но сытный и вкусный.

Все были довольны друг другом и расстались друзьями. А Навроцкий, возвращаясь домой, думал про себя: ведь вот люди, в глуши живут и счастливы, и работают, действительно работают на благо родины, и работа их приносит великую пользу — как добрая нива, дающая сторицей плод.

— Ну а завтра, Миша, ты как: на охоту, или со мной в город? — спросил Николай Петрович.

— Нет, Коля, что мне в городе делать, иду на охоту с Иваном.