Черная книга - [80]

— Я бы на вашем месте этого не опасался.

Уотсон кивнул:

— Вот об этом я и говорю. Так вот, я знаю, что ты следующую неделю-две не будешь сидеть сложа руки, так что прими мой совет. Закон нельзя подгонять под себя, как сиденье в машине. Думай, прежде чем что-то сделать. И помни: такие проделки, как покупка пистолета, могут стоить тебе службы в полиции.

— Но я его не покупал, сэр. — Ребус повторил историю, которую они сочинили. — Он попал ко мне во владение как потенциальная улика.

Уотсон кивнул:

— Да, выговорить нелегко. Но зато твой жирок останется при тебе.

— Я вегетарианец, сэр, — сказал Ребус. Это сообщение вызвало у Уотсона воистину гомерический смех.

Их обоих более чем интересовало то, что происходит на Горги-роуд. Сначала новости не казались многообещающими. В офис никто не пришел — совсем никто. Дополнительный пост был выставлен в больнице, где лежал в гипсе Дугари. Если на Горги-роуд ничего не случится, то они переключатся на больницу, пока Дугари не встанет на ноги. Может быть, он начнет работать, не вставая с кровати. Случались в жизни вещи и более странные.

Но в половине двенадцатого ярко отполированный «ягуар» подъехал к стоянке такси. Водитель, громила с длинными прямыми волосами, вышел, и, когда открыл заднюю дверцу, из нее появился Моррис Джеральд Кафферти.

— Вот ты и попался, сучий потрох! — прошипел сержант Петри, возбужденно делая кадр за кадром, — чуть не всю пленку извел.

Шивон уже звонила на Сент-Леонардс. После разговора со старшим инспектором Лодердейлом она, согласно полученной (не от Лодердейла) инструкции, позвонила на Арден-стрит. Ребус на втором звонке снял трубку.

— Ура! — прокричала она. — Кафферти объявился.

— Проследи, чтобы на фотографиях были проставлены даты и время.

— Да, сэр. Как прошло совещание?

— Я думаю, Фермер меня полюбил.

— Они оба идут туда, — сообщил Петри, отрывая наконец палец от кнопки спуска. Движок камеры остановился.

Мэдден, подойдя к окну посмотреть, спросил, кто это.

В этот же момент Ребус задал похожий вопрос:

— Кто приехал с Большим Джером?

— Его водитель.

— Длинноволосый громила?

— Он самый.

— Тот, которому Дейви Дугари откусил ухо.

— Значит, любовью друг к другу они не пылают?

— Вот только теперь громила работает на Большого Джера. — Он подумал несколько секунд. — Зная Кафферти, я бы сказал, что он взял громилу на работу, только чтобы позлить Дугари.

— А это ему зачем?

— Он так шутит. Дай мне знать, когда они выйдут.

— Хорошо.

Она перезвонила ему через полчаса:

— Кафферти отъехал.

— Недолго пробыл.

— Но тут есть одно «но»: его водитель остался.

— Что?

— Кафферти уехал один.

— Ну и ну! Черт меня раздери. Он отдает громиле счета Дугари!

— Видимо, доверяет ему.

— Скорее всего, да. Только не думаю, что этот тип способен вести бухгалтерские книги. Он типичная сторожевая собака, не больше.

— И что из этого следует?

— Из этого следует, что Большой Джер будет его опекать. Следует, что Большой Джер практически каждый день будет приезжать в офис. Лучше не придумаешь!

— Надо нам тогда запастись пленкой.

— Ты уж проследи, чтобы у этого дурачка Петри пленка снова не закончилась. Как, кстати, у него лицо?

— Зудит, а когда начинает чесать, ему больно. — Петри повернулся, и она объяснила ему: — Инспектор Ребус тобой интересуется.

— Не дождется, — буркнул Ребус. — Чтоб его нос отвалился и шмякнулся в термос.

— Я ему передам ваши пожелания, сэр, — сказала Шивон.

— Будь добра, — ответил Ребус. — И можешь не стесняться. Ладно, я поехал на кладбище.

— Я говорила с Брайаном. Он сказал, что будет нести гроб.

— Отлично. Значит, будет на чьем плече поплакать.

Кладбище Уорристон представляет собой все дальше расползающееся скопление могил, от древних (и иногда оскверненных) до новеньких, с иголочки. Там есть надписи, которые настолько стерло время, что остались лишь нечитаемые выщербины. В солнечный день прогулка по кладбищу может иметь познавательный характер, но по ночам местное отделение «Ангелов ада»[75] устраивает там, как говорят, сборища, воссоздавая сцены, больше напоминающие пляски вудистов из Нового Орлеана, чем шотландские народные танцы.

Ребус чувствовал, что Эдди одобрил бы это. Сама церемония была простой и достойной, если не обращать внимания на венок в форме электрогитары и тот факт, что в гробу лежал конверт одной из пластинок Пресли.

Ребус стоял на некотором расстоянии от процессии и отверг приглашение Колдера посетить после похорон поминальный прием, который планировалось устроить не в «Кафе разбитых сердец», а в верхнем зале небольшой гостиницы по соседству. Ребус поначалу хотел было согласиться — в этом пабе подавали «Гибсон», — но потом покачал головой с тем же чувством, что и пожимал ему руку: с сожалением.

Бедняга Эдди. Пусть Ребус толком и не знал его, пусть шеф-повар и пытался огреть его горячей сковородкой с закусками… Ребус при всем при том испытывал к нему симпатию. Он таких часто встречал — людей, которые многого могли бы достичь в жизни, но не достигли. Он знал, что принадлежит к их компании. Компании лузеров.

«Но я, по крайней мере, жив, — подумал он. — И, даст Бог, никто не отправит меня на тот свет, вставив мне в глотку воронку и залив в нее алкоголь, — перед тем как включить газ». Это снова вызвало у него недоумение: зачем нужно было делать это с помощью воронки? Вполне достаточно было отвезти Эдди в любой паб, и он добровольно до бесчувствия налился бы текилой и бурбоном. Заставлять его не было необходимости. Но в то же время доктор Курт подбросил в воздух его печень и провозгласил, что это отличный образец. Принять это было трудно, если бы он не видел тела своими глазами.