Черная икона - [3]

— Они ничуть не лучше, — сказал Лесь, кивая на трупы, — всем ненавистна Вольная Украина: москалям, ляхам, мадьярам. И отвечать мы будем тем же, в союзе с кем угодно — с немцами, литовцами… и с такими как она, — понизив голос, он показал на дверь.

— Надеюсь, успеют до утра, — помолчав, добавил Ковальчук, — пока комиссары не заявились.

Девушка хотела еще что-то сказать, но осеклась когда из-за двери раздался крик, полный боли и ужаса. Ковальчук перекрестился и направился к выходу, вслед за ним потянулись и остальные бойцы. Националисты рассыпались по двору чутко ловя каждый звук извне — чтобы хоть отвлечься от приглушенных криков и гортанного песнопения на незнакомом языке. Все это сопровождалось громким стуком, словно в доме заколачивали гвозди.

Минуло часа три, когда из дома, наконец, вышел Дмитро с закатанными рукавами, обнажающими выпачканные в крови руки. Следом на ступеньках появилась Челита, держащая под мышкой нечто напоминающее доску, завернутую в черную ткань.

— Все в порядке, пан Ковальчук, — произнесла она, — завтра красным будет один сюрприз.

— Надеюсь, он будет достаточно поганым, — сплюнул четовой и, повысив голос, обратился ко всем, — уходим!

* * *

Солнце уже всходило над лесом, когда на двор фольварка ступили новые люди — не менее сорока вооруженных до зубов чекистов. Впереди шел высокий мужчина с петлицами капитана государственной безопасности, сопровождаемый плюгавым рябым мужиком, в крестьянской одежде.

— Точно ничего не напутал? — спросил капитан, с сомнением оглядывая усадьбу.

— Как бог свят пан… то есть товарищ комиссар, — закивал мужчина, — именно тут и расположились. Место ведь удобное, лес рядом — откуда начинать еще.

— Уж больно тут тихо, — с сомнением протянул комиссар, — впрочем, утро ведь.

Незапертая дверь распахнулась от легкого толчка. Осторожно оглядываясь по сторонам чекисты входили в подозрительно пустой дом, ежеминутно ожидая подвоха.

— Хозяева! — крикнул Савельев, — есть кто живой?!

В ответ откуда-то из глубины комнаты раздался слабый, чуть слышный стон. Михаил Савельев потянул носом воздух — его ноздрей достиг сначала слабый, а потом все более усиливающийся аромат гниющей плоти.

— Прикрой меня, — сказал он одному из бойцов — рыжему рябому парню. Тот понятливо кивнул, встав по другую сторону от двери, откуда доносились стоны. Савельев мощным ударом распахнул дверь и ворвался внутрь, держа пистолет наготове.

Ему открылось большое помещение — столовая или гостиная, заваленная окровавленными трупами. Стены покрывали причудливые рисунки и чертежи, при взгляде на которые Савельев содрогнулся от омерзения. Все эти кресты, пронзённые кинжалами сердца, змеи, черепа, непонятные надписи латиницей — все начерчено кровью. На полу застыли растекшиеся огарки маслянисто-черных свечей — Савельев заметил, что иные из трупов изуродованы так, словно с них срезали жир.

Самым большим изображением был начерченный на всю стену трезубец, основание которого переходило в вершину большого креста. И на нем, приколоченный большими гвоздями к стене, был распят молодой парень. Сквозь застегнутую на все пуговицы форму проступали темные пятна. Светлые волосы слиплись от пота, крови и грязи, на разбитых губах пузырилась кровавая пена. Блуждающие, мутные глаза остановились на вошедших людях, в них мелькнула тень узнавания.

— Наш? — отрывисто спросил Михаил.

— Да, — выдохнул рябой парень, — Лешка Спиридонов. Сволочи, зверье, а не люди!

— Дышит еще, — бросил Савельев, — снимите, может еще спасем.

Двое чекистов кинулись исполнять приказание. Распятый парень что-то протестующе замычал, ворочая обрубком языка меж выбитых зубов, во внезапно оживших глазах проявился слепой, не рассуждающий ужас.

— Сейчас Лешка, погоди, — рябой вынул нож из ножен и сделал глубокий разрез на плотной, мокрой от крови ткани, обнажив тело почти до пояса.

— Гады! — сорвался с губ всхлип. Савельев подался вперед и его чуть не вывернуло.

От грудной клетки и почти до паха тянулся длинный широкий разрез. Его края стягивали жирные скользкие «веревки».

«Кишки», — мелькнуло в голове Савельева, — но он же не мог…».

Его слова заглушил жалобный всхлип и голова Лехи упала на грудь. Стягивавшие края брюшины жуткие путы порвались, края разреза разошлись, открывая огромную дыру, в которой что-то тускло блеснуло. Чекист понял, что это и его прошиб холодный пот.

— Все назад! — заорал Савельев, — это ловушка!

Но его приказ выполнить уже никто не успел — ужасающий по силе взрыв разнес в клочья комнату со всеми, кто в ней находился.

* * *

Лесь Ковальчук, привалившись к дверному косяку, задумчиво курил, разглядывая небольшой двор с хозяйственными строениями. Между ними бродило несколько кур, у изгороди спал, завалившись в грязь, откормленный кабанчик. За изгородью начинался огород, через несколько метров обрывавшийся глухим лесом.

Чотовой криво усмехнулся, заслышав отдаленный взрыв раздавшийся за лесом.

— Что съели, москали? — прошептал он. Бросив под ноги и затоптав окурок, он развернулся на крыльце и вошел в дом. Пройдя сени, он оказался в просторной комнате, где за широким столом расселись его бойцы, жадно уминавшие белый борщ с кусочками сала. Возле стола хлопотала Ганна — жена Василя Лещука, тайного сторонника ОУН. Еще со времен польского владычества, его хутор, стоявший на отшибе, часто бывал временным укрытием для скрывавшихся от польской охранки националистов. Продолжил он предоставлять прибежище повстанцам и после того, как Западная Украина отошла Советам, хотя сейчас это было еще опаснее, чем при Польше.