Черная богиня - [7]

А ведь именно Аманисхахето или ее предшественница Аманирерас вела войну против Октавиана Августа уже после гибели Клеопатры Египетской. Обе кандаки оставили по себе огромное количество литературных памятников, и по сей день еще не переведенных. Буквы известны, имена цариц прочитать мы можем — и все. Когда будут расшифрованы мероитские письмена, стопроцентно поднимется такой же информационный бум, как в 1822 году после расшифровки египетских иероглифов.

Когда-то Павел, словно зубную боль и кариес стоматолог, дробил глыбы неудобоваримого языка Мерое. Как оказалось, любое знание способно пригодиться…

Уже несколько часов, как в Абу Хамеде царила страшная суета. Туроператоры никак не могли связаться по радио с «лэндровером». Последнее, что они услышали из динамиков, был шальной голос Мибубу. Он еще проорал пьяно:

— Все в порядке! Эти пустыню… ик… фото…графируют.

И ведь соврал, негодяй, потому что как раз в это время сидел за рулем и гонял по пустыне кругами. Но кто это видел?

И вот связь вообще оборвалась. Прошла ночь, вновь попытались связаться с группой, а потом шеф агентства направился в полицейский участок и сообщил о неприятном ЧП. Полицейский, шоколадного цвета суданец, презрительно хмыкнул, прищелкнул пальцами по горлу, а потом заявил:

— А что еще может случиться? Лежат небось вповалку в палатке, и сыты, и пьяны, и довольны! Разбойничков в наших краях не водится, террористов — тоже. Подождем до завтра…

Подождали. Связи с уехавшими на «сафари» по-прежнему не было. Тут уже настало время задумываться полиции, хотя думать очень не хотелось.

Через три часа стало ясно: в пустыне произошло нечто загадочное. Палаточный лагерь обнаружить не удавалось, раскрашенный под зебру «лэндровер» — тоже… вообще ничего! Пустыня проглотила шесть человек и машину, и даже не подавилась.

— Так не бывает! — отчаялся мэр Абу Хамеда. — В моем районе всегда было так спокойно… Да еще и Филиппс был с ними. Он парень надежный! Может, машина сломалась?

— Тогда почему они не свяжутся с нами по радио? — грустно сверкнул белками глаз шоколадный офицер полиции.

Мэр отчаянно затряс головой.

— Только про террористов опять не начинайте! Нет в моем районе террористов. Ясно? И это каждый знает!

— Но ведь шесть человек исчезли без следа!

— Знаю я, лейтенант, что вам нужно! — мэр смахнул пот с блестящего лба цвета эбенового дерева. — Нет! Я поднимать шума не буду! И в столицу сообщать не буду! Ищите пропавших, лейтенант, ищите!

В этот день в воздух поднялись четыре вертолета, но вернулись они ни с чем. Они даже сделали несколько посадок, полицейские допрашивали жителей маленьких деревенек. Никто не видел ни «лэндровер», ни белых его пассажиров.

Воздух пустыни задыхался от жары.

— Ну, вот, — простонал мэр, — сообщите о происшествии генералу Симо Кхали. Срочно!

А потом сам схватился за телефонную трубку и с запинкой забормотал:

— Симо, друг мой, мне совет твой позарез нужен. В моем районе шесть человек пропали. Бесследно! Русские археологи. Да, ты прав — жуткое дерьмо, и мы в него вляпались. Я и так уж полицию всю на уши поставил. Постарайся, чтобы пресса об этом не пронюхала. Ага, полнейшее молчание. Вот что я тебе скажу, Симо: я прочешу всю пустыню вдоль и поперек. Я их найду, найду, и тогда мало тем, кто их спер, не покажется!

Но так и не нашел, а вот пресса «пронюхала». Некто мистер Прайс, корреспондент Sunday Times, услышал о ЧП в лагере международной археологической экспедиции. И тут же разнес сенсацию, словно вирус гриппа, по всему миру: четыре русских археолога, английский переводчик и водитель туземец без следа исчезли вместе с арендованным «лэндровером» в пустыне. И перечислил пропавших поименно…

В столице Судана собрался маленький военный совет. Неужели все-таки террористы?

Вновь взмыли в воздух вертолеты и прочесали всю пустыню. Мирная картина: песок, маленькие деревеньки в оазисах, трудолюбивые крестьяне копошатся на огрызках полей, бедуины… и несколько маленьких телег, запряженных быками, безобидно жующих жвачку.

Вертолеты полетали-полетали и повернули обратно. Ничего! Генерал Симо Кхали внезапно и необъяснимо быстро отозвал их.

В телегах, над которыми покружили поисковики, лежали Савельев, Вероника, Ларин и Шелученко, их связали, завязали глаза и закидали сверху травой. Они слышали шум, поднятый вертолетами, и только стонали от собственного бессилия.

«Ты попал, академик, искатель золота и черных фараонов, ты попал», — пронеслось в голове Павла.

…— Твое честолюбие и амбициозность однажды еще превратят тебя в большую навозную кучу, — бросил мне в лицо мой отец в один из своих почти совсем трезвых вечеров. Все, что он не мог или не хотел понять, было для него не имеющим отношение к настоящей жизни. Сегодня, трясясь в доисторической телеге потерянных душ, я поддаюсь тихим уверениям незаметно подкравшегося ко мне подозрения, что в батькиных словах тлела искорка правды.

— Когда-нибудь там, на воле, — продолжал свой трагический монолог отец, — ты узнаешь, что твой Святой Грааль, все твои фараоны и гробницы всего лишь большая коровья лепешка. Ты, академик.

Одному я, кажется, научился у прошлого: будь интеллигентен настолько, насколько интеллигентен окружающий тебя мир, будь разумен настолько, насколько разумен окружающий тебя мир. Мой отец был интеллигентен подобно восемнадцати коровам, двадцати двум свиньям, трем дюжинам наседок и гусей и двум помойным кучам вместе взятым. Его девизом, верно, с пеленок было: зачем быть математиком, химиком, физиком, геологом, доктором, музыкантом, если в нужник они ходят тем же, что и простые советские люди. Он предпочитал такие словечки, как «однозначно», «на фиг», «хреново» и «совсем хреново, как никогда». Нет, если честно, эти слова я не забуду никогда в жизни. Они и сегодня ранят меня куда сильнее, чем вокзальная брань бомжей.