Черная башня - [89]

При воспоминании о гильотине я закрываю глаза. И чувствую, как сухо у меня во рту. У меня не выделялась слюна с четырех часов дня.

— Опять подмена, — говорю я, делая глоток вина.

— Не знаю, уловил ли Месье этот подтекст, однако вы правы. Итак, я все разведал, Эктор! Но времени было в обрез! Я запер Корневи с дружками в погребе, и кого, как вы думаете, принесло? Герцогиню! Воротилась отдать братцу медальон — чтобы тот положил его перед сном под подушку. Я сказал ей: «Вашему брату подушка больше никогда не понадобится, если вы не отправитесь как можно скорее на Гревскую площадь».

— А сами вы с ней не пошли?

— Нет, у меня уже сложился план. Видите ли, не представлялось возможным отменить казнь, и, честно говоря, я сомневался, что кто-нибудь внемлет призывам герцогини — при виде ее душа не уходит в пятки от страха, — а вот младшего брата короля ослушаться не посмеют. И так уж случилось, что я похож на этого милого господина.

— Я заметил, — говорю я, и мне на память опять приходит образ Видока (или того, кого я принял за него), как он пристально разглядывал нас с Шарлем из королевской кареты.

— Само собой, королевского одеяния при мне не оказалось, так что пришлось позаимствовать костюм у маркиза. Еще надо было набросать поддельный указ. И привести себя в порядок после потасовки. Но вам стоило бы видеть лицо кучера, когда я сел в экипаж!

— Значит, вы нарядились д'Артуа, в то время как настоящий граф лежал мертвый посреди двора?

— Настоящий… ради бога, Эктор, вы опять за свое? Д'Артуа вовсе не Месье.

— Так кто же тогда Месье?

Ответом мне служит такое оглушительно-раздраженное молчание, что я чувствую себя так, словно не уловил соль остроумнейшей шутки.

— Наш дорогой хозяин! Ближайший друг герцогини. Маркиз де Монфор.

Все-таки в том, чтобы быть близким другом министра юстиции, есть свои преимущества. Если вы умрете при сомнительных обстоятельствах, друг позаботится, чтобы на вашу память не легла никакая тень. Видоку соответственно указывают, каким образом изменить доклад о гибели маркиза де Монфора; всех известных соучастников распихивают по камерам; парижские газеты на следующий день пестрят сообщениями об ужасном и необъяснимом убийстве высокопоставленного вельможи, члена палаты лордов.

Во дворце объявляют траур, маркиза хоронят с соответствующей помпой. В некрологах говорится о его преданности Бурбонам во времена их долгого изгнания, а палата лордов решает установить памятную доску с его профилем.

Видок раздраженно отшвыривает газету.

— В память обо мне доску никогда не установят.

Мы завтракаем. Долгая ночь для Шарля завершилась муторным пробуждением для меня. Я пью третью чашку кофе, а в голове у меня по-прежнему туман.

— Мне непонятно, — говорю я, — зачем маркизу понадобилось разыгрывать нападение на самого себя. Готов поклясться, что видел, как его сбили с ног.

— Дымовая завеса, Эктор. Если бы его план по какой-то причине провалился — например, если бы вам удалось бежать, — он мог бы притвориться, что не имеет к происшедшему никакого отношения. Поэтому он и меня, наверное, не убил. По его замыслу, я стал бы рассказывать всем, как в его дом ворвались большие злые бандиты.

— И на все это он пошел ради д'Артуа? По вашим собственным словам, они заклятые враги.

— Были врагами.

Видок прикрывает салфеткой рот, но его ресницы предательски дрожат.

— Ну же, говорите, — усмехаюсь я. — После всего, что мы пережили вместе, у нас не может быть друг от друга секретов.

— Одним словом, мои ребята во время обыска у маркиза кое-что обнаружили.

За потайной панелью, спрятанной за пузатым бюро в спальне маркиза, люди из «Шестого номера» обнаружили небольшое святилище. Реликвии, уложенные аккуратно, как дамские веера. Сначала неясно было, что представляет собой объект поклонения — пока кто-то не вытащил триколор. За ним последовали салфетки с эмблемами. Памфлеты, плакаты. Карты Аустерлица и Йены.

В глубине же скрывалось самое главное. Тарелки с наполеоновскими вензелями. Такие же чашки. Бюсты Наполеона. Монеты, гравюры, камеи слоновой кости, скатанные портреты маслом. Тотемы терпеливо ожидаемого спасителя.

В ходе дальнейшего расследования выяснилось, что маркиз в прошлом неоднократно высказывался в бунтарском и антироялистском духе. Хозяйка не одного салона со страхом умолкала, услышав его заявления о том, что Наполеон научил Францию величию — а Бурбоны де зря просиживают трон. Битву при Ватерлоо, любил говаривать маркиз, проиграли потому, что деревенщина Лакосте не знал о просевшей дороге в Ахен. С дельным проводником Наполеон никогда бы не приказал атаковать кирасирам Мило, треть бригады Дюбуа не погибла бы в бездне, а Франция и по сей день оставалась бы предметом зависти для всего мира.

Одна из любовниц маркиза, краснея, призналась, что однажды ему удалось добиться личной аудиенции у Бонапарта, после которой он вышел с серебряной печаткой. Этот небольшой подарок, свидетельство теплых чувств императора, он носил на шейной цепочке и завещал похоронить вместе с ним, что и было исполнено.

Теперь мне начинает казаться, что никакое количество кофе не приведет в порядок мои мысли.