Черная Багама - [27]

— Вот и я об этом, — из разодранного нагрудного кармана замызганной рубашки Меллин вытащил пачку табака и бумагу и стал сворачивать самокрутку. Пальцы его тряслись.

Гелвада спросил:

— Вы до этого рыбачили с Сэндфордом?

Меллин кивнул.

— В те разы он был пьян?

— Ну, да, он всегда был немного навеселе. На острове он слишком много пил. Но никогда — как той ночью.

— Говоря конкретно, друг мой, в ночь своей смерти он был небывало пьян. Верно? Пьянее, чем обычно; человек, который мог пить сутки напролет, был так пьян, что не соображал, что делает. Верно?

— Ага… что-то вроде. Ну и что?

Гелвада беззаботно обронил:

— Подозреваю, тебе никогда в голову не приходило, что Сэндфорд мог быть не пьян?

— Какого черта?

— Я объясню… Ты никогда не думал, что он мог быть накачан наркотиком? Что ему в стакан что-то подсыпали?

Меллин выронил самокрутку.

— Господь милосердный!.. Может быть, вы правы.

— Почему вдруг? Осенило, да, парень?

Меллин пояснил:

— Когда бы он раньше ни ехал на рыбалку, у него всегда было виски. Он дул его непрерывно. Но никогда не забывал пристегнуться. Он умел о себе позаботиться. Но в последнюю ночь он пил кофе.

Гелвада ухмыльнулся.

— Видишь… твои мозги заработали, — он протянул флягу. — Глотни и слушай.

Меллин взял фляжку и выпил. Гелвада сунул её в карман.

— Той ночью, перед тем, как явился Сэндфорд, ты сказал Джаквесу, что кресло опасно, что кто-то поработал над ремнями. Несмотря на это, Джаквес посадил Сэндфорда именно в это кресло, причем несмотря на кофе, Сэндфорд не додумался пристегнуться. Где ты был, когда он вывалился?

— На носу…

— Значит, ты фактически ничего не видел. Между тобой и кормой был тент. Ты мог видеть его в воде, но подсказываю, друг мой, ты не видел, как он вывалился из лодки.

— Хорошо, я видел его в воде за бортом.

— Вот именно, — кивнул Гелвада. — Тогда ты не можешь поклясться, что не приложил руку Джаквес. Посмотри, друг мой. Акула заглатывает крючок. Сэндфорда рвануло вперед, но между ним и морем корма. Вполне возможно, что ему помогли вывалиться — неожиданный толчок! Понимаешь? — Гелвада любезно улыбался. — Обдумай это. Со временем все вспомнится.

— Какого дьявола вам это дает? Я мог сболтнуть спьяну, но это не доказательство. Я же был не в суде.

Гелвада пожал плечами.

— Ничем не могу помочь. Меня волнует только один вопрос — что я расскажу полиции. Усек? Если я решу туда идти.

Меллин спросил:

— А что вам до этого?

Гелвада развел руками.

— Да ничего… Разве что я заранее задумываюсь о мелочах и имею склонность совать нос в чужие дела.

Он посмотрел на Меллина. Стальной взгляд шел вразрез с улыбкой на губах.

— Вот я думаю, — сказал Гелвада, — буду ли я впутывать тебя в это убийство? Видишь, в чем дело, парень? Повесят одного из вас или обоих?

— Боже мой… — прохрипел Меллин.

Гелвада сунул руку в карман пальто и вынул складной швейцарский морской нож. Ручка безупречно легла в ладонь. Меллин смотрел. Гелвада левой рукой коснулся пружины, выскочило лезвие — четырехдюймовое, острое как бритва лезвие. Гелвада небрежно положил нож на ладонь и внезапно швырнул. Нож перелетел поляну и задрожал в дереве в пятнадцати ярдах.

— Хобби. Я не промахиваюсь, — небрежно бросил Гелвада. Дорогой мой Меллин, давай зайдем в твою очаровательную хижину. Позволь пересказать тебе, что же случилось той ночью, заучи это, и повторишь, когда я потребую. Но никому не скажешь, иначе, прости Господи, будешь болтаться на собственных подтяжках. Тебе ясно?

Меллин хмуро буркнул:

— Да.

Руки его тряслись.

— Или, на выбор, — продолжал Гелвада, — однажды ты можешь поскользнуться на пирсе и свалиться в море. Тебя может переехать тупой водитель, вроде меня. Все может случиться, мой дорогой Меллин, если ты не выполнишь приказ.

Меллин промолчал. Гелвада закурил. Прошло несколько минут. Потом он сказал:

— Говори. Расскажи о твоем друге, шкипере Джаквесе. Ты помнишь, как он был тогда одет?

— Это легко. Он всегда одет одинаково. Пару дней он носит цветастую шелковую рубашку. Пару дней — белую. Он щеголь. На нем всегда веревочные туфли без носков и черные габардиновые брюки с кожаным ремнем.

— Что на голове?

— Бейсболка. С длинным козырьком. Всегда цветная. У него их с полдюжины. Он их всегда теряет. Кладет кепку и забывает о ней. У него много кепок.

— Превосходно. Теперь, дорогой мой Меллин, давай зайдем. Обсудим это по дружески… Мы ведь друзья, верно?

— Ага… Думаю… Думаю, да.

— Почему бы и нет? — сказал Гелвада. — Полиции будет очень интересно узнать правду о смерти Сэндфорда. Может, это не понадобится. А может, да. Ради собственного блага, надеюсь, ты скажешь, что приказано. Кстати, как дела, Меллин? Как профессиональные успехи? — он кивнул на разрушенную хижину.

— Да неважно…

— А, наверно, у тебя не так много работы, как было с Джаквесом. Может, ты побаиваешься Джаквеса? Понимаю, он парень крутой. Может, он прослышал про твою пьяную болтовню. Может, он тебя недолюбливает? Скажи, дорогой Меллин, ты боишься Джаквеса?

Меллин буркнул:

— Если откровенно, он нехороший тип. И может быть жестоким.

Гелвада посмотрел на него и улыбнулся. Жутковато улыбнулся.

— Но, мой дорогой Меллин, ты намного больше боишься меня, верно? Тебе лучше быть не с Джаквесом, а с мистером Гелвадой, как ты думаешь? — голос зазвенел стальной струной.