Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой половины XX века - [177]

. Сама же А.М. Бургина – автор избранной библиографии – пишет в предисловии к ней, что «в течение своей жизни Николаевский написал сотни статей по истории, об исторической литературе и политике; было бы невозможно все эти статьи назвать. За немногими исключениями, это библиография трудов, написанных Николаевским в эмиграции»[984]. Можно полагать, что общее число работ, созданных Николаевским, далеко превышает тысячу.

Николаевский не оставил прямых наследников. Детей у Анны Михайловны и Бориса Ивановича не было. Однако обширное потомство оставили его братья и сестры. Эти люди, живущие в разных городах России и занятые в самых различных специальностях – медицине, географии, биологии, – сохраняют память о своем выдающемся родственнике, следят за публикациями его произведений на родине, способствуют всеми доступными им средствами изучению его творчества, хотя никто из них не последовал за ним в выборе профессиональных интересов. Все они, в том числе и потомки Владимира Николаевского и Фаины Рыковой, прошедшие тяжелейшие испытания в эпоху сталинизма, никогда не отрекались от своего родственника, который, оказавшись за пределами России, всеми возможными методами и способами, в том числе разоблачительными выступлениями в печати и на международных форумах, вел борьбу против тоталитаризма в СССР, за демократическое переустройство России.

Но лучший памятник замечательному историку – это его ценнейшее архивно-документальное собрание, которым все шире пользуются ученые всего мира, исследователи самых разнообразных проблем истории России первой трети XX в., истории российской политической эмиграции, истории европейских общественных и политических движений XIX–XX вв.

Заключение

Борис Иванович Николаевский вошел в историю и как ее активный деятель, и как летописец эпохи, как собиратель уникальных документов, и как мастер исторического повествования. В Николаевском боролись душа историка и душа политика[985]. Точнее было бы сказать, что в нем сосуществовали и органически и неразрывно сочетались душа политика, душа политолога, душа историка. Но все же душа историка доминировала[986]. Как и масса других политических, общественных деятелей, творцов произведений литературы и искусства, Николаевский претерпел естественный путь развития, вектором которого было движение слева направо. Британскому политическому деятелю У. Черчиллю приписывают суждение, что тот, кто не был в юности радикалом, – подлец, а тот, кто не стал в зрелости консерватором, – дурак.

К Николаевскому это суждение относилось, но только частично. Он действительно совершил эволюцию от радикализма к консерватизму, но, во-первых, этот путь он проделал очень быстро, всего лишь за несколько лет, а во-вторых, как бы остановился на полпути – от радикализма отошел, но консерватором в прямом смысле так и не стал, избрав на всю жизнь мировоззрение, ментальность, исторические взгляды, весь духовный строй умеренного социалиста, тяготевшего к правому сектору российского социал-демократического движения, считавшего, что коренная перестройка общества на социалистических началах вполне возможна, но для ее осуществления потребуется длительный исторический промежуток, на протяжении которого созреют как материальные, так и духовные возможности общества. Определить временные рамки такого созревания правые социалисты не только не пытались, но полагали это бессмысленным, противоречащим догмам марксизма.

Как показала история, переломить вектор истории не было дано ни в краткосрочной, ни в долгосрочной перспективе. Марксизм оказывался таким же утопическим экономическим, социальным, политическим учением, каковыми были и все предыдущие коммунистические утопии. Он только стремился одеться в наукообразные одежды.

Лишь к концу жизни, вживаясь в быт и нравы Соединенных Штатов, Борис Иванович начал осознавать утопичность всех своих прошлых политических планов и замыслов в смысле достижения социализма как некого особого идеального социально-экономического и политического устройства. Об этом свидетельствуют и его стремление к объединению сил с «цензовой», то есть аристократической и буржуазной российской эмиграцией, и отход от активной общественной деятельности, и почти полное сосредоточение на архивной, археографической и историко-аналитической работе. Он никогда, ни одним словом не упрекал своих бывших однопартийцев в приверженности марксистским догматам, хотя сам вынужден был многократно сталкиваться с их обвинениями в отходе от социалистических идей.

Николаевский с уважением, порой даже с почтением относился к памяти тех, кто привел его на дорогу социализма. Он понимал, что и у новых молодых поколений будет вновь и вновь возникать стремление переделать общество по рецептам справедливости, что к этому их будут толкать абстрактные мыслители, что этим будут пользоваться бессовестные политиканы, что нехватка исторической памяти, к огромному сожалению, является вечным свойством человеческой натуры, что люди будут и впредь наступать на одни и те же грабли, набивать себе шишки и синяки и даже идти на Голгофу во имя призрачных целей.