Через Урянхай и Монголию - [27]

Внезапно очень отчётливо я почувствовал на себе чей-то магнетизирующий взгляд. Поднял глаза и увидел в кустах квадратную голову огромной кошки, смотрящей на меня из-под легко сомкнутых век. Молниеносным движением поднял я ружьё на уровень глаз и выстрелил. Зверь издал страшное рычание, делая одновременно в моём направлении высокий прыжок. В это самое время раздался выстрел из двустволки Попова. На расстоянии нескольких шагов увидел я пепельного цвета тело огромного зверя, изгибающегося в последних конвульсиях. Я выстрелил ещё раз, уложив пулю под лопатку. Был это, как оказалось, прекрасный экземпляр пантеры барса, одного из самых опаснейших, наиболее кровожадных зверей, населяющих Восточный Туркестан, Памир, а также Джунгарию и Горы Тарбагатай. Достигающее восьми пядей длины тело пантеры было покрыто пепельным мехом в чёрную полоску, из её пасти торчали могучие клыки, а ноги были вооружены острыми и искривлёнными, как лапы орла, когтями.

Неожиданно я стал хозяином красивейшей пушистой шкуры, добыча которой придавала мне в глазах монголов незаслуженный титул старого, опытного охотника.

После так триумфально закончившейся охоты мы двинулись в дальнейшую дорогу и после двукратной смены коней оказались в хурэ Чошотен-Гегена. Монастырь это расположен в чрезвычайно живописной гористой местности. Над самой речкой находится храм, построенный из гладко отёсанных лиственничных стволов. На террасах, созданных по капризу природы, стоят маленькие домики лам, окружённые высоким палисадом, среди которых выдвигается на первый план прекрасный, выдержанный в китайском стиле дворец Гегена. Художественные резьбы, украшенные двери и наугольники, мастерское исполнение крыши и окон — всё это складывается в видимое целое, неимоверно оригинальное и гармоничное. По нашей просьбе нас провели по храмам. Являются они внутри обширными и содержащимися в чрезвычайном порядке и чистоте. Нам показывали также статуи Богов, привезённых из Тибета. Прекраснейшие подсвечники из серебра и бронзы, так мастерски гравированные, что просто трудно поверить, что они являются делом человеческих рук. Осмотрели мы также помещения, являющиеся наполовину музеем, наполовину библиотекой. Висели здесь предметы самого редкого оружия, происходящего из самых разных эпох. Высокие стены покрывали луки, щиты, сабли, бердыши, алебарды, такие огромные и тяжёлые, что с трудом я смог их пошевелить. Не было недостатка в огнестрельном оружии, начиная от древних кремневых ружей, вплоть до изделий более современных. Другую половину помещения занимали рукописи на тибетском языке.

Следующие три дня нашего путешествия были достаточно тяжёлыми с точки зрения трудной и изнурительной дороги, идущей через горы. Воды ручьёв и речек, вследствие тающих снегов поднялись, многократно сдерживая передвижение после многих усилий взобрались мы наконец на перевал Дабыстен-даба, где проводник привязал на овоо свои благодарственные лоскуты.

Постепенно горы уменьшались, тракт становился всё шире и удобнее, ведя нас в Кобдо.

XII. В СТОЛИЦЕ КОБДОССКОГО ОКРУГА

Город Кобдо был резиденцией китайского амбаня (наместника) округа Кобдо и Урянхайского края.

Возникновение этого города и, собственно, крепости датируется временами войн с Ганданом, и монгольская хроника Ердени-ин-ерихе пишет, что произошло это в восьмом году правления китайского императора Юн-чена (1731 г.). В построенной тогда на правом берегу реки Кобдо крепости поселился китайский гарнизон: начальником его стал дзян-дзюн (генерал), наделённый титулом «распространяющий величие». Генералы-резиденты в Кобдо, подчиняясь власти Улясутайского дзян-дзюня, были членами его Совета, поэтому также носили китайский титул — хэбэй амбань.

В 1735 году крепость Кобдо перенесли на реку Баянту, а на правом берегу реки Кобдо достаточный кусок земли был предназначен под возделывание хлебных зерновых, для чего использовались 400 семей монголов-халхасов и 100 китайцев, призванных на военную службу. Почти одновременно, в небольшом отдалении от крепости, начал образовываться торговый город (маймачен).

Спустя 31 год после перенесения крепости на Баянту в Кобдо было учреждено Управление по делам дербетов, олетов, мингитов и других племён, живущих в округе Кобдо, и почти в то же самое время находящиеся в крепости китайские войска были возвращены назад за Большую Стену. Только во время восстания Дунган (1869–1872 гг.) сюда были стянуты серьёзные военные силы, но крепость и маймачен сильно пострадали, потому что повстанцы уничтожили ряд домов администрации и разрушили и разграбили почти весь маймачен.

После подавления восстания Кобдо разросся достаточно обширно, тем более что рядом с китайцами здесь осело достаточное количество российских купцов. Но в 1912 г., во время отделения северной Монголии от Китая, Кобдо пережил тревожные дни и был захвачен монгольскими войсками, организованными Джа-ламой[15], а руководимые Сурун-гуном. Победоносный монгольский отряд уничтожил тогда почти все китайские магазины, а китайцы в количестве около тысячи, из которых погибли почти сто человек, должны были покинуть Монголию. Однако подобно, как и в Улангоме, вернулись они сюда, воспользовавшись Первой мировой войной, и снова начали ростовщическую торговлю. Крепость имела теперь такой сильный гарнизон, что часть его выслали в Урянхай, где он исполнял службу при комиссаре Ян-Чу-Чао.