Через триста лет после радуги - [129]

В комнате дежурного офицера пахло свежевымытым полом. В окно лезли листики молодых тополей. Дежурный офицер был выбрит, румян и очень уравновешен. Калиткин с удовольствием протянул ему пропуск для регистрации.

— А! Медицина! — уважительно протянул лейтенант, рассмотрев командировочное предписание Калиткина. Он открыл ящик стола, вынул регистрационную книгу для пропуска и вдруг поскучнел.

— Кто вам пропуск давал?

— Соответствующий орган по месту жительства, — разъяснил Калиткин.

— Допуск в зону закрыт! — отрубил лейтенант, захлопнув книгу.

— Задачи медицины требуют, — возразил Калиткин.

— Какая медицина? Зона закрыта для посторонних! При чем тут медицина, а, товарищ?

— Выявление ресурсов местной породы, — высокомерно вздернул голову Калиткин.

— Закрыта зона. Ясно? — Лейтенант стал смотреть на плакат, где солдат, очень здоровый и румяный, растирался снегом рядом с умывальником на двенадцать сосков.

«Наверное, в жару на этот плакат смотреть хорошо», — подумал Калиткин и нутряным голосом спросил:

— Разрешите прибегнуть к каналу связи?

— Что-что? Какие такие каналы связи?

— Полковнику Сякину Ивану Григорьевичу.

— А ну-ка, товарищ, — встрепенулся лейтенант. — Подождите меня в коридоре. Сейчас я…

— Не разрешите, вызову по обычному телеграфу, — пробурчал Калиткин от двери.

— Стой!

Рефлекс у Калиткина сработал. Он приставил ногу и четко развернулся через левое плечо. Лейтенант что-то начал понимать.

— Ты полковника Сякина лично знаешь?

— Так точно.

— А он тебя?

— Вне сомнения, — голова у Калиткин надменно дернулась.

Не снимая руки с телефона, лейтенант быстро решал задачу. Он жестом спросил Калиткина: а не попадет ли ему по шее за вызов грозного полковника Сякина? Калиткин жестом же успокоил: «Пошли!»

Лейтенант прошел к комнате связи («подожди тут») и исчез за железной дверью. Через минуту он выглянул и с изумлением пригласил Калиткина в комнату.

— Калиткин? Ну как ты там, Калиткин? — донесся из тысячекилометрового отдаления знакомый голос полковника Сякина.

— Разрешите обратиться, товарищ полковник? — прокричал Калиткин.

— Не кричи. Все слышу. Что у тебя, Калиткин?

— Прошу пропуск в пограничную зону. Задачи медицины, товарищ полковник.

— Тебе отдыхать надо, Калиткин. Ты отдыхаешь, что ли?

— Отдыхаю, участвуя в активном строительстве жизни. Ищу мумиё, эликсир жизни. Командирован научным учреждением, товарищ полковник.

Полковник долго молчал.

— Потому что в рядах, — сиплым голосом добавил Калиткин.

Полковник снова молчал, и Калиткин даже представил мысленно всю широту земли, отделяющую Среднюю Азию от московского кабинета полковника Сякина.

— Иди отдыхай, Калиткин. Примем решение. Отбой, — сказал полковник.

Обратно в гостиницу Калиткин шел точно по осевой линии улицы, прямой и настолько отделенный от суеты, что два бабая (старики) на завалинке прервали разговор и долго смотрели ему вслед из-под барашковых мохнатых папах.

Вечером его позвали к телефону. Уборщица подозрительно глянула на кровать. Атлас, которым было положено покрывать постель, свернутый, лежал на столе. Уборщица кинулась искать в атласе дырку от сигареты, а Калиткин подумал: «Штатское разгильдяйство. Постельное белье должно быть на виду».

В вестибюле было пусто. Из окошка администратора торчала телефонная трубка. Калиткин откашлялся и с штабной оттяжкой голоса произнес: «Калиткин слушает».

— Машина в пограничную зону отходит в шесть ноль-ноль от моста. Будете ехать?

— В шесть ноль-ноль буду в назначенном месте.

— Ну-ну, — совсем по-штатски сказал голос, и там положили трубку.

Ночью Калиткин лежал вытянувшись под одеялом, руки сложены на груди. Ждал, когда повторится припадок. Если начиналось, то шло несколько ночей подряд. Где-то по соседству шумела свадьба. С непостижимой страстью гремел рубоб, и голос певца наполнял азиатскую темноту. Под гром рубоба Калиткин стал думать о том, как позавидуют ему Кошурников, Гагель и хитрый бабай Музафар. Он заснул, и не было ни погони, ни взрыва. В половине шестого Калиткин поднялся, как бы вскинутый военной пружиной.

Утро было холодным. Только сейчас Калиткин сообразил, что, привыкнув к жарким пескам, он не взял в горы теплой одежды. Всякая непредусмотрительность, штатское разгильдяйство всегда очень его раздражали. Но исправлять что-либо уже поздно…

Без двух шесть у моста никого не было. Река с ревом мчалась на север. Тот берег реки уже был чужой, уже заграница. В шесть ноль-ноль Калиткин увидел офицера в меховой куртке. Погон на куртке не имелось, по лицу — не меньше майора…

— Калиткин? — спросил офицер.

— Так точно.

— Ну-ну, — голос был вчерашний.

У офицера было изрезанное морщинами, загорелое нормальное лицо пограничника, и Калиткин почувствовал доверие и облегчение.

— Как Иван Григорьевич-то? — спросил офицер.

— Не видел я его давно, — вздохнул Калиткин.

— Служили когда-то вместе, — офицер тоже вздохнул.

— Та я же с Иваном Григорьевичем!.. — обрадовался Калиткин.

Из-за поворота выполз мощный тягач.

— Что же вы, товарищ Калиткин, в пиджачке в горы? Там снег может быть, — прокричал офицер сквозь рев тягача. — Несерьезно.

Он снял куртку и протянул Калиткину. Погоны оказались точно майорские, и Калиткину стало совсем весело и легко оттого, что он угадал.