Через три океана - [85]
Эпилог
Vae victis! {Горе побежденным! (лат.).}
Кончился бой. Точно прозрели мы. Каждый из нас состарился на добрый десяток лет, любой мичман стал куда опытнее старого лейтенанта, не бывавшего в бою. Хороший дан был урок; но словами всего не расскажешь. Надо было все самому видеть, самому прочувствовать.
* * *
Офицеры и команда сильно переутомились, не столько после боя, сколько после похода. Каждый из нас предпочел бы рискнуть еще раз своей головой, чем выдержать снова восемь месяцев жизни при самых невозможных условиях: в жаре, грязи, вечных погрузках и перегрузках угля, постоянном напряжении нервов, начиная с самого Кронштадта.
Все это в связи с длинным рядом наших неудач и на море, и на суше было в состоянии расшатать самые крепкие нервы. Наконец-то мы почувствовали, что и у нас они есть, и что безнаказанно раздергивать их нельзя.
Аврорцы, те бравые аврорцы, которые так лихо, с таким соревнованием грузили уголь, стали уже не те. Лазарет переполнился не только ранеными, но и совсем иного рода больными. Широкоплечие, мускулистые богатыри стали жаловаться на то, что у них "сердце болит", "руки и ноги не свои", "всем телом расслаб", "спать не могу" и т.п. И это были не симулянты, не лодыри, как их принято называть. Это были больные, которым трудно было помочь обычными лазаретными средствами. И я, доктор, перенесший с ними всю эту каторгу, больше, чем кто-либо, понимал, в чем нуждаются теперь мои бедные соплаватели.
* * *
Наконец-то, после долгого, томительного ожидания пришли вести с далекой Родины, увы, нерадостные. Три несчастных, измученных, израненных крейсера забрызгивались грязью. Велико было наше негодование, когда нам пришлось читать критический разбор боя. Как смешны и наивны казались эти длинные рассуждения о том, о сем, с приложением планов, чертежей. Но не до полемики нам было. Мы, ведь, не на лаврах отдыхали после боя. Наконец, штаб адмирала Энквиста был вынужден послать заявление в "Новое Время" о том, что "статьи, озаглавленные "Разбор Цусимского боя", писались без достаточных сведений об этом бое; большая часть положений совершенно не соответствует действительности, поэтому штаб предупреждает, что к заключениям автора статей следует относиться с большой осторожностью".
Я помню, как трудно было поместить в одном весьма распространенном столичном органе прекрасно написанное официальное донесение адмирала Энквиста о бое. Наконец, поздно, поздно оно появилось, но как? Анонимно, со слов какого-то "очевидца", не только без подписи адмирала (что, конечно, имело уже не тот вес), но без всякой подписи.
Так же и моя статья, из которой можно было усмотреть, что мы не только все "бегали" с поля сражения, но и что-то там делали, завалялась в редакционной корзине той же газеты. И вот теперь, выслушивая ряд боевых выводов, поучений и морали от лиц, не нюхавших пороху, больно сжимались сердца уцелевших участников боя и кипели негодованием. "Неправда! Неправда! - Хотелось крикнуть нам. - Не вам бы это говорить, не нам слушать!"
Вынужденное отступление после упорного боя, удачный прорыв через неприятеля, превосходившего во много раз численностью, не есть позорное трусливое бегство. Эти скромные незаметные герои, без единого ропота отдававшие свою жизнь, умиравшие без громких фраз в бою и от ран в Маниле, не заслужили того, чтобы их чернили в глазах Родины.
О! Тому, у кого поднялась рука добивать своих товарищей, немногих, имевших несчастье остаться в живых, никогда не понять всей глубины, всего трагизма Цусимской катастрофы! Бывают нравственные раны, которые гораздо тяжелее физических. Неужели морякам (под этим словом я разумею настоящих, действительно плававших моряков, а не кабинетных теоретиков) так легко, так просто перенести на своих глазах гибель родных судов, всего флота, друзей, товарищей, надежд - всего-всего! Если я, врач, следовательно, во флоте по служебному положению - штатский человек, отдавший флоту только 10 лет, правда, лучших лет моей жизни, за это короткое время так успел сродниться с ним, полюбить его, что боялся сойти с ума, когда начинал вдумываться во всю глубину нашего несчастья, то что же должно было тогда твориться в душе вот этого старика адмирала, который отдал флоту не 10 лет, а всю свою жизнь, который со своими двумя картонными крейсерами в бою отважно бросался на 10-11 неприятельских судов?
Разве кто-нибудь из нас посмеет сказать, что он прятался от смерти? И не так же ли вели себя остальные офицеры и команда? Нужно было чудо, чтобы кто-нибудь из нас уцелел, и вот мы остались живы, то есть не все мы - много наших товарищей рядом с нами сложили свои головы. Сложил ее и наш лихой командир - вспомните потери наши.
Остальные? Да, живы. Живы... как так? Зачем? Почему именно мы остались живы, в то время как товарищи наши, друзья, братья гибли тут же рядом на наших глазах? Ведь с мыслью о смерти неминуемой мы уже давно сроднились, сроднились еще тогда, когда там, в Петербурге, Кронштадте, Либаве, Черном море сами напрашивались в плавание. Разве мы не понимали истинного положения дела, не знали, на что идем?
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.