Через солнечную сторону - [2]

Проблема жизни на далеких планетах связана с давним спором, и литературным и научным: обязательно ли жизнь должна быть белковой? Обязательно ли она похожа на земную? И обязательно ли все разумные существа должны быть подобны человеку: двуногие, двуглазые, прямоходящие, со звуковой речью?..

Мнения на этот счет имеются разные. Сходство всех разумных отстаивает И. Ефремов, доказывая единство законов красоты, допуская восхищение человечной красотой инопланетян.

Но если все братья по разуму человекоподобны, тогда их не может быть в водородо-гелиевой или метано-аммиачной вонючей атмосфере больших планет. Их не может быть в непроглядных недрах, где глаза ни к чему. Не может быть на планете, где атмосфера в миллионы раз плотней земной. И описывая неземную жизнь, фантасты волей-неволей придают ей нечеловеческие фантастические черты. Вот у Стенли Вейнбаума движутся по Урану сцепившиеся гигантские гусеницы («Планета сомнений»). У Кемпбелла по Трансплутону ползут грубо отесанные глыбы — удивительные существа, у которых все движения совершаются автоматически и не контролируются разумом. У земной жизни тенденция развития противоположная: безусловные рефлексы подчиняются сознанию все больше и больше. Азимов же населяет Юпитер существами невообразимыми: и передвигаются они непонятно как, и органов чувств в нашем понимании у них нет совсем. Слепые, они все же ощущают массу.

Кстати, тут мы являемся свидетелями еще одного давно ведущегося в фантастике спора: а какие они, братья по разуму — злые или добрые, агрессивные или благожелательные?

Марсиане у Герберта Уэллса — кровопийцы-завоеватели. Марсиане Берроуза — экзотические дикари, голливудские индейцы, перенесенные в космос. Марсиане Бредбери — таинственно-мудрые и бессильные, подавленные землянами, как подавлены были древние майя европейскими монахами и золотоискателями. У Лассвица марсиане — просвещенные наставники Земли; Богданов помещает на Марс совершенное общество будущего.

В нашем сборнике немного рассказов о братьях по разуму. Это не случайно. Сейчас мало кто надеется найти их в пределах Солнечной системы. Рассказ Азимова «Непредвиденная победа» скорее сатирический. С большим юмором высмеивает он агрессоров, населяющих Юпитер, заносчиво-трусливых, тупо-самодовольных и слепых в своей ограниченности, слепых в прямом и переносном смысле.

Отважные в сверхпустыне

Есть ли жизнь на планетах, наука пока не знает. Возможно есть где-нибудь. Но возможно, и нет совсем. И дразнящие воображение просторы за окошком земного дома окажутся голой пустыней, только пустыней. Космопроходцам предстоят лишь приключения в пустынях, более знойных, чем Сахара, более холодных, чем Антарктида. Предстоят только плавания в пустом межпланетном океане, более пустынном, чем самые отдаленные полярные моря.

Представления такого рода становятся все более распространенными, что отражается, естественно, и в литературе. В нашем сборнике оказалось очень много рассказов о приключениях в космической сверхпустыне, о безжизненном космосе.

Раскаленную, выжженную безжалостным Солнцем знойную пустыню Меркурия пересекают герои Алана Нурса («Через Солнечную сторону»). Их охватывают противоречивые чувства, осторожность борется в них с азартом. Смерть ходит рядом. Но и трагическая неудача не может погасить стремления человека покорять все новые и новые космические просторы.

У Айзека Азимова астронавты, потерпевшие крушение в поясе астероидов, проявляя незаурядную находчивость, ищут путь к спасению («В плену у Весты»).

В ядовитые сумрачные глубины Сатурна спускаются исследователи в рассказе Гарри Гаррисона («Давление»). Советский читатель знает этого автора по сборнику «Тренировочный полет», недавно выпущенному издательством «Мир». И ему приятно будет узнать, что герой Гаррисона — космический пилот — в критическую минуту, когда надо рисковать жизнью, вдохновляется примером Гагарина. Гагарин для него — образец космического характера.

О трагическом приключении на мерзлом Плутоне повествует Ларри Найвен в лаконичном и выразительном рассказе «Дождусь». Любопытна здесь спорная и незатасканная идея о сверхпроводимости в нервах замерзшего человека.

Пустынный и голый Марс без марсиан рисует Станислав Лем в рассказе «Ананке» — новом из серии приключений Пиркса. Некогда наивный и романтичный юнец, Пиркс от рассказа к рассказу становится все более зрелым и степенным. Здесь, в «Ананке», он уже в критическом для космонавта возрасте. Многие его ровесники давно сменили кресло космонавта на кабинетную службу. В «Ананке» Лем снова ставит Пиркса перед проблемой: кто больше заслуживает доверия — человек или машина? Пиркс решает ее с присущим ему здравым смыслом и человеческим чутьем.

В этом рассказе Лем снова демонстрирует размах своего литературного таланта. Наряду со сверхфантазиями Ийона Тихого, с безудержным взлетом сказок для роботов Лем пишет рассказы о Пирксе — это описание будничного космоса со всеми деталями, техническими и даже бюрократическими. С улыбкой, иногда снисходительной, вы можете читать фантазии Азимова, Саймака или Найвена. Но «Пиркс» читается с доверием. В Пиркса нельзя не верить.