Через Сибирь - [35]

А ещё там жил настоящий херувим — пухлый юноша с длинными золотыми кудрями, голубыми глазами, светлыми бровями, круглыми щёчками и алым ротиком. Нельзя сказать, чтобы у него было умное выражение лица, и вообще он казался бесполым существом. Он был облачён в длинный светлый полотняный балахон, перехваченный на талии поясом, для полноты картины не хватало только крыльев. Он мало говорил и заикался, больше таращил глаза и походил на слабоумного, во всяком случае настолько не от мира сего, что врата Царствия Небесного распахнутся перед ним с лёгкостью.

Старшая из монахинь была маленькой горбуньей, в очках, с добрым и умным лицом. Младшая же очень походила на обычную крестьянскую девушку из Норвегии, но была тоже не первой молодости.

В «монастыре» была всего одна комната, в которой все они и жили вместе. Спали они на нарах, которые были сделаны вдоль одной из стен. Спальные места монахинь были у самой стены и отделены занавеской.

Было понятно, что они опытные рыболовы и отлично умеют обращаться с рыбой, большую часть которой чистили, мыли и солили в бочках, меньшую часть вялили. Под потолком были развешаны связки вяленой рыбы — славное угощение для насельников родного монастыря. Особенно вкусен кусочек такой жирной вяленой рыбы под рюмочку водки, он не помешает и монахам! Мы купили у них вяленого омуля, совершенно прозрачного, исходящего жиром и напоминающего вкусом не то копчёную камбалу, не то копчёную сёмгу. Ещё мы купили свежей красной икры, которая имела у нас успех за завтраком. Эта икра добывается здесь из сиговых пород рыб, чаще всего из омуля. Много такой икры солят впрок.

В томительном ожидании

Пятница, 29 августа.

Последние несколько дней дул сильный ветер, от которого в широких протоках между островами поднялось нешуточное волнение, не позволившее нам направиться на берег или по реке на наших неповоротливых яликах, поэтому мы проводили время на «Корректе» за проявлением фотографий днём, а вечером играли в карты. Лорис-Меликов же с Лидом, дай им волю, не вставали бы из-за шахматной доски целыми сутками. Но Лиду надо было следить за погрузкой-разгрузкой. Лишь Кристенсену и приглядывавшему за животными человеку приходилось иногда наведываться на берег, чтобы накосить травы для верблюдов, а её было достаточно на западном низком зеленеющем берегу.

На пароходе было немало членов команды, которые лелеяли надежду совершить выгодный для себя обмен с местным населением, причём особенно уповали на мену ценных мехов. Для этого они прихватили из дома меновые товары. Так, наш старина датчанин-стюард накупил на целых 24 кроны стеклянных бус, ожерелий и прочих побрякушек, перед которыми, по его мнению, не мог устоять ни один абориген. Но его и прочих «обменщиков» ждало величайшее разочарование. Что касается ценных мехов, то все их давно скупили сибирские купцы. А сами дикари оказались вовсе не такими наивными, как представлялось в далёкой Европе, и на стеклянные бусы они не покупались. Аборигены прекрасно знали цену денег — не хуже нас, а иногда и лучше многих из нас. Кроме того, цены на мех тут не намного ниже европейских. Бедный стюард, ухлопавший целое состояние непонятно на что, был безутешен, ведь теперь ему только и оставалось, что побросать свои побрякушки в воду.

Приглашая нас в путешествие, Лид заманивал нас не чем-нибудь, а бифштексами из мамонтятины. Всё дело в том, что в прошлом году в тундре, неподалёку от Гольчихи, была найдена замороженная туша мамонта. Конечно, нет сомнений, что бифштекс из мяса мамонта, пролежавшего столько лет в вечной мерзлоте, — очень завлекательное угощение, но я всё никак не мог избавиться от мыслей о трупном яде и прочих прелестях дохлой туши, которые могли явиться нам в качестве сюрприза.

Поэтому я нисколько не расстроился, когда Лид вспомнил о данном обещании и рассыпался в извинениях по поводу невозможности сдержать его, ибо собаки из Гольчихи откопали мамонта и обглодали его кости, потому что питались им всю зиму напролёт. Весной же прибыла туда экспедиция, снаряжённая русским правительством, и забрала остатки. К числу самых сокровенных тайн и загадочных явлений, с которыми мы можем столкнуться в Сибири, следует отнести и этих огромных вымерших животных, мамонтов и реже встречающихся волосатых носорогов, которые покоятся в вечномёрзлом грунте тундры почти целыми и невредимыми, с костями, мясом, кожей и волосами.

Каким именно образом могли эти животные попасть в тундру и так быстро замёрзнуть, что их чудовищные туши не успели подвергнуться разложению? Как они погибли? На эти вопросы умные головы искали ответы уже почти полтора столетия, а именно с 1771 года, когда первый волосатый носорог в прекрасном состоянии был найден в Сибири. Я не встречал ни одного приемлемого объяснения этой тайны.

Совершенно очевидно, что туши должны были замёрзнуть сравнительно быстро после смерти животных. Скорее всего, смерть наступила зимой, и ещё должна была быть какая-то другая причина, по которой трупы не подверглись влиянию разрушительного летнего тепла и не оттаяли до конца. В противном случае мягкие ткани туши непременно бы разложились и не сохранились бы до нашего времени, да ещё в таком состоянии, чтобы собаки могли есть мясо и глодать кости. Барон Толль