Через сердце - [57]
Шумков радостно выскочил оттуда, подняв над головой холщовую котомку. Это были ржаные сухари. По славному обычаю старины, охотники оставляли в промысловых своих избушках малый запасец, на случай ежели забредет сюда какой-нибудь голодный проходяга-человек.
Обшарив полки, беглецы нашли еще коробок спичек, туесок соли и небольшой чугунок.
— Объявляю привал на обед! — торжественно сказал Шумков.
И, послав всех собирать грибы и ягоды, близко подсел к Еремину.
— Ну как, дорогой товарищ? Сейчас сготовим тебе кашу… Понимаешь? Хорошую, горячую кашу…
— Друг! — сказал Еремин, открывая глаза. — Оставьте меня тут… Худо мне! Только сами измучаетесь и меня замучаете. Честно, по-товарищески прошу!
— Не может того быть! — горячо воскликнул Шумков.
— Я бы тут умер спокойно.
Еремин снова закрыл глаза. Губы его закривились, и сквозь намокшие ресницы выдавились и поползли по щекам медленные слезы.
— По-товарищески прошу! — повторил он чуть слышно.
Шумков долго молчал.
— Ладно, обсудим! — сказал он, вставая.
Когда собрались все, Шумков устроил внизу под горкой, где бежит меж узловатых корневищ студеный ключ, тайное совещание.
Нелегкий был этот вопрос, и долго шептались беглецы о бедственной судьбе товарища.
— Замучим мы его на носилках — это верно. Спокой дорогой ему нужен — самое главное, — может, еще и поправится. Уж лучше в избе оставить, чем бросать в лесу. И мы без него в два раза ходчей пойдем. А ежели фронт близко, обязательно пошлют отряд на выручку. Сами приведем!..
Все в это поверили и согласились:
— Коли выживет, придем на выручку. А умирать все легче в избе.
Много приложили заботы беглецы, чтобы устроить последний приют товарищу. Наносили в избу сухих листьев, сделали Еремину мягкую постель. Положили на нее больного, головой к порогу. Собрали гору сучьев для костра, насыпали полный угол грибов. В изголовье поставили чугунок с ключевой водой.
— Поправляйся, дорогой! На неделю тебе запас сделали.
— Спасибо, дорогие! Вот где вам спасибо! — повторил Еремин слабым голосом.
Съели беглецы кашу из ржаных сухарей с грибами и ягодами и стали готовиться в дальнейший путь.
— Постойте, товарищи! Присядьте: посмотрю я на вас еще…
Все сели вокруг. Наступил тяжелый час расставания.
Еремин обвел светлыми глазами всех друзей-товарищей.
— Хочу еще сказать, какая жизнь моя была. Послушайте меня…
И просто начал свой последний рассказ:
— Я родился в семье крестьянина…
Он назвал свою деревню, волость, уезд, губернию, указал год рождения, перечислил отца, мать и других домочадцев. Это была рядовая биография крестьянского сына, расцветом своим пришедшаяся на четыре года действительной царской службы и три года окопного сидения на австрийском фронте…
— Имею два ранения, — перечислял Еремин. — Во второй раз лечился в лазарете графини Остен-Сакен… Тут, правда, я вздохнул немного…
Единственный раз набежала улыбка на его лицо: должно быть, это действительно было лучшее время в жизни человека…
— …Имел две нашивки, был взводным унтер-офицером. Потом опять погнали на фронт. Потом царь сверзился, настала революция. Приехали ораторы. Я все хотел узнать, кое дело правое, и пошел по Ленину. Потом пошел в Красную Армию и отправился на фронт…
Вспоминая, Еремин часто тер лоб. Он сбивался и досадливо морщился. Все тихо ожидали. Еремин уже устал от своего рассказа. С лица его капал пот.
Шумков встал.
— Дорогой товарищ, — сказал он, — вот мы услышали сейчас про твою жизнь, и мы этого не забудем. Это верно: жизнь твоя была не такая веселая. Но ты вступил в лучшие ряды и потому имеешь друзей-товарищей, которые тебя никогда не забудут. От имени всех нас я тебе обещаю: ты живи тут, поправляйся, а мы будем о тебе помнить и пойдем еще быстрее к своим. Я так мыслю, что до фронта недалеко, и, как только мы будем у своих, сразу скажем: вот там, в лесной избе, лежит раненый красноармеец, надо его выручить. И мы сами приведем сюда красный отряд. Даю тебе в том слово. А теперь прощай, дорогой товарищ!..
Шумков подошел и, нагнувшись, горячо поцеловал Еремина в мягкие губы. И все сделали по его примеру, приговаривая:
— Прощай, дорогой товарищ!
Усталое лицо Еремина расцветало умилением. Закрыв глаза, лежал он, и блаженная улыбка застыла на его зацелованных губах.
— Теперь идите! — сказал он чуть слышно.
Он засыпал.
Осторожно ступая след в след, все двинулись прочь от избы, и, спрятавшись за деревьями, долго смотрели назад.
Над лесом плыл тиховейно-успокоительный шум. Чуть приметно качались темные вершины.
Еремин лежал тихо, положив голову на порожек избы. Казалось, он вслушивался, улавливая удаляющиеся шаги товарищей. Светлое выражение не сходило с его лица.
— Пошли! — скомандовал шепотом Шумков.
И, отвернувшись, вытер слезы.
Недалеко ушли на этот раз беглецы. На ближайшей полянке остановился Шумков. Подождал, пока подойдут все, и сказал:
— Неладно получилось, товарищи!
Он с сомнением покачал головой.
— Нет, не годится так. Надо кому-нибудь остаться покараулить. Мало ли чего ему занадобится!
Все молчали.
— Вот давайте решать.
— Кинем жребий, — сказал кто-то.
— Есть предложение кинуть жребий! Так? Голосую.
Шумков вскинул руку и оглянулся. Все вокруг стояли с поднятыми руками.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.