Через семь лет - [4]

Но Лена не обиделась – эти ребята ей понравились, хотя личико ее стало серьезным, а в глазах опять появился не то страх, не то тоска. Но спросить, кто такие и надолго ли, она не решилась, но зато решилась Светлана. Так что знакомство состоялось.

Дальше у ребят начались трудовые будни. Обещанный прораб оказался хорошим мужиком и умным учителем. Он сложил на асфальте кладку стены, объяснил, что означают специальные термины: перевязка, тычок, ложок, штраба, расшивка, шнурка и т. д. Вальке отдельно показал, как поднимать углы стен. Сам изготовил для ребят мастерки, принял вместе с ними первые машины с раствором, поработал пару дней и, убедившись, что публика ему досталась трудолюбивая и понятливая, пошел по другим объектам, время от времени заходя к ребятам проверить, как идут дела.

А дела пошли неплохо. Валька за два-три дня так наловчился складывать углы стен, что они не отличались от сложенных профессионалами на других корпусах. Остальные «гоняли» стенки между углами и ряд за рядом кладка становилась все ровнее, а работали они все быстрее, и вскоре даже скептик Валька поверил, что до конца августа стенки под крышу они подведут легко, даже если будут работать вчетвером и даже втроем. Так что, после короткого совещания Тимоха и Леня стали приходить утром со всеми вместе, а потом потихоньку исчезали. Вскоре стали появляться и шабашки: то ремонт гаража, то переборка крыши в коровнике, то пристройка к совхозному клубу. Много народу там не требовалось, бригаду половинили, четверо, как правило, были на корпусе, Валька и Игорь Ремизов вообще никогда не отлучались, а остальных Леня увозил. Платили там обычно почти сразу после завершения работ. Так что у ребят завелись деньги. Правда, по уговору, Тимофей хранил их в сейфе в бухгалтерии и ребятам не выдавал, брал лишь на бензин, на еду в столовой и еще, по согласию всей бригады, на редкие гулянки с пивом или водкой.

По вечерам обычным развлечением был преферанс – дело не шумное. На огонек забредали девчонки из столовой. А куда еще им было забредать: лес да лес кругом, да канал имени Москвы. Иногда они пекли пирог, и мальчишки устраивали чаепитие. Пытались зазывать девочек на свои гулянки, но тех ни пиво, ни водка не прельщали. Они заходили, но увидев, что там просто пьянка с приличной, правда, закуской, посидев минут пятнадцать-двадцать, исчезали. Алевтина в тех мероприятиях не участвовала вовсе, изредка заходила, когда Тимофей брал в руки гитару. А так… скучно было тридцатилетней женщине с публикой, где двоим самым старшим было по двадцать три года. Жила она в отдельной комнате, куда время от времени наведывался поболтать Кашира. А может и не только поболтать… кто знает?

Так или иначе мальчики и девочки сблизились и превратились в одну дружную компанию, где с уважением и заботой относились друг к другу, где никто ни к кому не приставал, хотя пары со взаимным интересом наметились почти сразу. Если же кто-то доверял другу или подруге свой секрет или проблему, то все остальные, делая вид, что ничего не подозревают, помогали эту проблему разрешить. Да и то сказать, где мальчонки – там и девчонки. И наоборот.

Первой стала Лена. Было забавно наблюдать, как она шла прогуляться с Тимофеем или с Аркашей-большим. А то и с обоими сразу. Этой крошке нравились крупные мужчины. Аркаше было все равно – он оставался равнодушен к ней как к женщине (в Москве осталась подруга, которая впоследствии стала его женой), но с нежностью относился, как к другу. А вот с Тимофеем у нее установились более близкие и доверительные отношения. Поэтому именно ему на одной из прогулок, расплакавшись, она доверила тайну своих перепуганных глаз.

Года полтора назад она познакомилась с парнем из Тольятти. Он был водителем-испытателем на ВАЗе и приезжал в Дмитров на полигон обкатывать новые модификации «Жигулей». Появлялся почти каждый месяц и проводил в Дмитрове не менее недели. Ему было около тридцати и дома у него имелись жена и ребенок. Тем не менее Лене льстило внимание к ней взрослого мужчины, и она сначала позволила себе в него влюбиться, а затем позволила ему с ней спать. В результате обоюдной страсти и полного «игнорирования технических и физиологических средств планирования семьи», как выразился бы Чибисов, слывший большим мастером словоблудия, кнопка-Леночка «залетела» – так уже выражался не только Валька, но и вся тогдашняя молодежь (да и современная, по-моему, тоже). Иначе говоря, месяц назад, увидев отсутствие месячных и ощутив какие-то странности в организме, Леночка побежала к врачу и выяснила, что она на втором месяце беременности. Рожать в ее ситуации, она считала, было невозможно. Поэтому, когда ее Гриша через несколько дней вновь появился в Дмитрове, она объявила ему, что беременна и собирается делать аборт. «Мое дело – терпеть, твое дело – платить», – так она сказала. Гриша повздыхал, оставил ей пятьдесят рублей, все что было у него в карманах, кстати, деньги по тем временам немалые, и уехал в свой Тольятти.

Тимоха выслушал внимательно.

– Решила, так решила. На когда назначено?

– Через неделю, в воскресенье, в девять утра. Тимош, я боюсь. Хоть бы Гришка был здесь, а то одна…