Через океан - [66]

— Относительно того, что способствовало нам выйти оттуда, так это, я полагаю, очень своевременная помощь господина Бенуа в Val-Tre'gonnec, но что касается причины случившегося с нами, то об этом я не знаю решительно ничего, и никто более меня не был удивлен полученным сотрясением!

— Ты также почувствовал его?

— Я думаю, что я немного виноват в этом, — ответил Кассулэ, сильно покраснев, — так как, очевидно, его произвел удар моего вагона о ваш.

— Для того, чтобы твой вагон ударился о мой, должна быть причина, от которой они оба остановились; не знаешь ли ты ее? Иначе они должны были бы следовать друг за другом, не соединяясь, до скончания веков… Должна быть причина общей остановки, ее-то я и не могу определить!..

— В то время, как мы хлопотали с вами, я слышал, как инженер сказал, что нефть перестала течь в девять часов сорок три минуты! — вскричал Кассулэ.

— Правда?

— И что телеграфное сообщение с Far-Rockaway прервано!..

— Тогда все вполне понятно: случилась какая-нибудь беда с трубой! — сказал Раймунд.

— Какая-нибудь серьезная беда?

— Боюсь этого!

— В таком случае она не станет больше служить, и мы также останемся последними, совершившими за семь часов переезд из Нью-Йорка в Брест, как мы теперь первые! — торжественным тоном заметил Кассулэ.

— Эта точка зрения очень лестна для путешественников, но малоутешительна для собственников трубы! — ответил молодой инженер, внезапно сделавшись озабоченным.

В этот момент карета, которая все время быстро неслась по дороге в Брест, резко остановилась, и одна из лошадей упала на глазах наших путешественников.

Кучер ругался на чем свет стоит; он спустился с козел и изнемогал в напрасных усилиях снова поднять бедное животное.

— Эта помеха много значит для меня, — сказал Раймунд, оценив одним взглядом, что потребуется не менее десяти минут для того, чтобы снова пуститься в путь. — Мы этого никогда не закончим, если будем так поступать! — прибавил он, выходя из кареты, чтобы помочь кучеру распрячь.

И видя, что одна из лошадей не пострадала от происшедшего, он освободил ее от упряжи, оставив только уздечку, и затем, легко вскочив на нее, галопом помчался к городу.

— Ну, ну! Вот это я называю не стесняться! — сказал кучер, когда, спустя добрую минуту онемения, снова обрел дар речи.

— Это позволит вам не погонять ту лошадь, которая еще осталась, чтобы доехать до ратуши! — философски заметил Кассулэ.

Бравый парень решил взглянуть на дело с этой утешительной точки зрения и, подняв, наконец, свою лошадь, отправился далее шагом.

Тем временем Раймунд доскакал до Бреста, и направился галопом к ратуше. Изумленные горожане выходили из домов, чтобы взглянуть, как лошадь без седла несется во весь опор, а всадник безжалостно все погоняет ее. Раймунд, к счастью, знал дорогу, так как имел уже случай посетить этот город; в одиннадцать часов и три минуты он достиг подъезда ратуши, со всех сторон окруженного каретами. Он одним прыжком вскочил на крыльцо, не заботясь о своей лошади.

— Свадебная зала? — спросил он, входя в прихожую.

Один из агентов показал ему, и через двадцать секунд он уже входил в нее.

Зала была буквально битком набита. Но Раймунд видел лишь, как мэр, стоя на возвышении, опоясанный своим шарфом, предлагал решительный вопрос какому-то белому видению, склонившемуся перед ним:

— Сузанна-Генриетта-Магда Куртисс, согласны ли вы взять в мужья Генри-Георга-Ахилла де Келерна, присутствующего здесь?

Раймунд не замедлил с ответом.

— Нет, господин мэр, она не согласна! — вскричал он громовым голосом с порога открытой двери. — Ахилл Келерн — вор и убийца!.. Я нарочно приехал из Нью— Йорка, чтобы доказать это!.. Мисс Куртисс — дочь честного человека… она не выйдет замуж за этого негодяя!

Бомба, упавшая среди свадебной залы, не вызвала бы большего изумления, чем эти слова. Все головы повернулись к тому, кто высказал такое ужасное обвинение. Все остолбенели. Наконец, мэр, думая, что имеет дело с сумасшедшим, хотел отдать приказ схватить его, чтобы снова мирно приступить к церемонии. Но тут поднялся Эбенезер Куртисс.

— Раймунд Фрезоль! — сказал он.

При этом имени, которое вся страна знала как имя молодого и знаменитого творца трансатлантической трубы, порыв любопытства и симпатии пробежал в толпе. Она раздалась, чтобы дать Раймунду пройти.

— Эбенезер Куртисс и вы, господин мэр Бреста, — тотчас же начал он, — я обвиняю перед вами Ахилла Келерна, здесь присутствующего, в убийстве моего отца, капитана дальнего плавания; я обвиняю его, кроме того, в том, что с помощью многочисленных подделок как в частных, так и в общественных документах, он продал в свою пользу трехмачтовый корабль «Belle Irma» и его груз, составлявшие собственность моего отца и мое наследство!.. Я приношу клятву в моих словах и докажу это на суде!..

— Молодой человек сошел с ума!.. Я его не знаю!.. Господин мэр, я вас прошу приказать вывести его и приступить к совершению обряда! — бормотал жених Магды.

Его лицо покрылось синеватой бледностью, и он остановил на Раймунде свои полные ужаса глаза.

— Вы знаете меня, Ахилл Келерн! — возразил тот, — знаете с того дня, как вы меня вели этой же самой рукой по улицам Квебека, чтобы бросить меня и лишить имущества, — уже после того, как этой же рукой вы убили моего отца!.. И я… я вас знаю!.. Господа, взгляните на него!.. Взгляните на это лицо предателя и скажите, неужели его преступление не видно на нем!..