Через океан - [6]

— Надо кончить с этим, — сказал Раймунд, — захватим его с собой и наведем справки в Дрилль-Пите. Тогда узнаем там, идиот он или нет. Не знаю почему, но его лицо будит во мне какие-то смутные воспоминания. Я словно видел его где-то — не знаю где… Хочешь отправиться с нами? — прибавил он, обращаясь к Петеру Мюрфи.

Так как последний, казалось, не слышал, то Кассулэ подошел сзади и под руки поднял его. Бедняга весил так мало, что это было не трудно. Он беспрекословно позволил увести себя, как бы не отдавая себе отчета в случившемся с ним. Лишь при виде катера он обнаружил некоторое волнение.

— Петер Мюрфи, — хороший матрос, — сказал он, бессмысленно улыбаясь. — Петер Мюрфи — великий путешественник!

Чтобы доказать свои слова, он хотел одним прыжком вскочить в шлюпку, но, к несчастью, так неудачно, что упал в воду и чуть было не утонул. Его выудили оттуда и втащили на катер, где он прислонился спиной к котлу. Впрочем, это купанье ничуть не нарушило его настроения. Быть может, он действительно привык к этому, в качестве великого путешественника.

Но это безразличие не произвело решительно никакого впечатления на Эбенезера Куртисса. Он увидел в этом лишь новое доказательство основательности своих подозрений.

— Какой комедиант! — сказал он Раймунду, — он очень силен, решительно очень силен! Но мы не дадим себя провести!

Однако катер тем временем быстро поднимался против течения, и вскоре были уже в Дрилль-Питте. На деревянной набережной Раймунд заметил молодую девушку, поджидавшую, по-видимому, «Topsi-Turvy»; она весело замахала зонтиком, завидев его. Девушка эта была воплощением красоты и изящества, но некоторые мелочи туалета в ее возрасте и в этот ранний час показались бы странными для француза: перья на шляпе, огромные бриллианты в ушах и на руках и золотая гребенка в ее белокурых волосах.

— Это Магда, моя дочь! Она приехала из Нью-Йорка! — сказал Эбенезер при виде ее.

Он выпрыгнул на берег и бросился ей навстречу.

— Наконец-то вы вернулись, папа! Право, я не хочу упрекнуть вас, но вот уже скоро полчаса, как я жду вас здесь! — говорила мисс Куртисс, пока он обнимал ее, — мы условились с мамой врасплох захватить вас в конторе, — и, как нарочно, вас там не оказалось! Стоило проводить ночь в вагоне!

— Не ворчи на отца, который так рад видеть тебя! — ответил Эбенезер, — мог ли я предвидеть? И как было не предупредить меня депешей? Вы извините меня, добрейший господин Фрезоль, что я вас так внезапно покидаю! Постарайтесь выяснить дело с Петером Мюрфи, оставляю его на вас! — добавил нефтяной король, не думая даже и представлять молодого человека своей дочери.

Со своей стороны и Магда нашла, что молодой человек в рабочем костюме не заслуживал ее внимания; едва ответив на его поклон, она удалилась под руку со своим отцом. Молодой француз затруднялся, что сделать с пленником, которого поручил ему Эбенезер Куртисс. Как поступить с Петером Мюрфи? Как разъяснить дело? Да, собственно, какое же право имели они задерживать его? Какой смысл был снова допрашивать этого идиота? На все эти вопросы он не мог бы дать ответа. Однако эта живая загадка возбуждала в нем какое-то странное, необъяснимое любопытство, смешанное с состраданием. Ему смутно казалось, что Петер Мюрфи напоминает ему что-то из его собственной жизни, что-то отдаленное и почти совершенно позабытое. Вернее, что и этого даже не было, — и Раймунд не мог уяснить себе чувства, которое влекло его к этой человеческой развалине Человеколюбие, естественное сочувствие бедняку, притом же французу, как и он, искавшему счастья в чужой стране, — вот как скорее всего определил бы он чувство, которое заставило его спросить у Петера Мюрфи:

— Ел ли ты сегодня утром? Не голоден ли? Хочешь ли отправиться с нами?

Альбинос, с которого все еще потоками текла вода после его невольного купания, казался теперь еще более жалким, чем в тот момент, когда его поймали. Он не отвечал ни слова.

— Поведем все-таки его с собой, — сказал Раймунд, — и дадим что-нибудь из старого платья, пока он будет сушить свое!

Кассулэ сейчас же взял за руку этого странного субъекта; он, как ребенок, позволил вести себя и вошел в старый дилижанс, вовсе не заметив оригинальности такого помещения. Заставили его снять платье, одели во все сухое, но он при этом не обнаруживал ни малейшего удовольствия. Когда же он увидел перед собой тарелку бобов в масле и большой ломоть хлеба, он совсем переменился и с жадностью набросился на эти припасы; они исчезли в мгновение ока, после чего он начал живо потирать руки, повторяя:

— Петер Мюрфи — доволен! Петер Мюрфи хорошо поел!

ГЛАВА III. Раймунд и Кассулэ

Раймунд относился с состраданием ко всем несчастным; он по опыту знал, как жестока может быть борьба за существование, особенно когда выдерживаешь ее один и не на кого опереться. Его история была довольно странная. Оставшись сиротой с пяти или шести лет, он почти ничего не знал о своих родителях. Единственное, что он еще помнил из своего раннего детства, это было китобойное судно «Belle Irma», на котором он провел свои первые годы жизни, — кораблем командовал его отец, мать жила тут же. Раймунд запомнил название корабля, потому что на нем дали ему первые уроки чтения, заставляя показывать пальцем буквы, написанные на шлюпках. Даже мать вспоминалась ему смутно и неясно, в виде белокурой, бледной женщины, лежащей в гамаке на корме корабля.