Череп - [2]

Снег все падал отвратительно-желтыми грязными хлопьями. Александр, сидя за столом, уснул. Или притворился. И во сне вспомнил, как убивал бабушку. Было уже под вечер, когда он отправился на стадион. Там было всегда пусто, и можно было без помех поиграть в разные запрещенные игры. Старшие иногда приносили фотографии на интимные темы и за показ взимали плату. Если денег не было, можно было выполнить ряд других услуг: что-то достать, кого-то напугать, стащить. И тут бабушке стукнуло на ум искать его, точно он маленький, а ей больше всех надо. Она еле ползала, но в конце концов нашла компанию за балкой и подобралась так незаметно, что ее увидели уже в последний момент, когда ее горб был совсем рядом. - Иди домой, - прошипел Александр, приметив знакомый до боли силуэт. - Сволочь какая, - ответила бабушка, замахиваясь на него сморщенной ручкой. - Вот я расскажу. - Чья шавка? - спросил Жорик, кривясь, и Александр сжался. - Пошла, - сделал он еще одну попытку спровадить бабулю, но бабушка неожиданно плюнула в него и лишь затем, повернувшись, начала подниматься по склону, приговаривая: - Расскажу, расскажу. Но одолеть его не смогла, отступила назад, села и наконец крикнула: - Помочь не можешь, дурак? - Обезьяна, - выкрикнул в ответ Александр и, подняв камень, швырнул в ее сторону. Ему показалось, что камень пролетел совсем далеко от нее, но бабушка вдруг ойкнула, качнулась и обессилено завалилась на землю. - Все, хана, - спокойно констатировал факт Жорик. - Отквакалась.

Александр тяжело застонал во сне, и сестра, подойдя, убрала из-под его локтя блюдечко. Затем прошла в комнату и, глядя на часы с кукушкой, вспомнила, что ровно столько времени они показывали в тот день, когда тут в совершенной неподвижности лежала бабушка, и родители сказали ей, что бабушка умерла и пусть, мол, пока полежит, а они сходят за справкой. Кукушка прокуковала девять раз, как только что, и они ушли. А бабушка полежала, полежала - и встала. Они думают, меня подушкой удушить можно, - проворчала, отбрасывая одеяло. - Безрукие. Ничего делать не привыкли. Сейчас вот схожу в отделение и синяк на шее покажу. Сестра тогда еще помнила свое имя, и вот Нина (назовем ее так) присмотрелась и действительно увидела на бабушкиной шее расплывшиеся багровые пятна. Бабушка вышла на двор, и Нина следом за ней, потому что приставлена была приглядывать за бабушкой. Она всегда увязывалась следом, когда бабушку куда-нибудь заносило, хотя в такие минуты бабушка кидала в нее землей, чтоб отстала. - Не уходи, - попросила Нина, потому что ей было страшно. Она вспомнила детскую историю про кровавую руку, которая незримо витает всюду и душит, и хотела только, чтобы бабушка вернулась и легла, где ее положили. Но бабушка начала уходить все быстрее и быстрее, почти вприпрыжку, и вскоре побежала, а Нина за ней. У сарая она подхватила лопату, чтобы обороняться от того невидимого инородного существа, которое поселилось в их доме и способно обжечь, если окажется рядом, и которое, может быть, гонит сейчас бабушку. На улице бабушка споткнулась и упала и тут же принялась кричать, по всей видимости сломав руку, а, может быть, отбиваясь от кого-то. Нине стало так страшно, что она подбежала и ударила лопатой. И сразу все смолкло. Потом она увидела стаю собак, которые всегда крутятся в балках, выискивая какую-нибудь еду. Она приманила их к бабушке, и, дав им почуять кровь, отошла, чтобы не присутствовать при процессе кормления, но все-таки (краем глаза) подглядела. Они ели ее с жадностью и съели полностью, даже кости растащили, так что в принципе можно было думать, будто бабушка действительно убежала.

"Ку-ку", - прокуковали часы. И еще раз. Сестра выглянула в окно и в слабом свете луны, снега и окон увидела спешащую к себе бабу Фросю с даровым хлебом в руках. Она свернула к сараю и исчезла. "Странно, что можно ночью в такой холод в сарае делать?" - подумала сестра, но это было несущественно, и она, выключив свет, легла. А баба Фрося, вытащив из сарая лом, принялась бить мерзлую землю с краю огорода, ибо помнила, что именно тут десять лет назад зарыла бедную старушку, рассорившись с ней как раз из-за того варенья. Бабушка спорила, что ее варево будет вкуснее и доказывала то, что заведомо было неверным: будто в варенье из крыжовника непременно надо класть соду. Но, главное, она тайком плюнула в бабино Фросино варенье, а баба Фрося заметила. И теперь она била землю и, обливаясь холодным потом, думала, а, может, это и не здесь, может, она тоже запамятовала место, огород-то большой, и кто-то вырыл или плывун снес бабушку в иное место, на поверхность, но все равно рыть надо, чтобы убедиться. Падал замаранный небом снег. От содрогания воздуха, производимого редкими, пролетающими на посадку самолетами, позванивала в домах посуда, и слегка постукивал стоящий перед Александром на столе череп неизвестного имярека, найденный на заброшенном стадионе, с колотой (возможно, еще военных лет) раной в голове, и нанизанные на проволоку позвонки, подвешенные к книжной полке, качались и терлись друг о друга, издавая слабое протяжное звучание: а-а-а...