Череп колдуна - [25]
— Это почти то же, что я пил ребенком на равнинах, — объявил он. — Хорошие, очень милые люди. Ах… еще?
Пузырящееся над огнем мясо издавало аромат, противиться которому Оуэн был не в силах. Он уселся у костра, обняв колени и неотрывно глядя в яркое пламя. Спустя некоторое время он залез в свой мешок и отыскал там маленькую арфу; пристроив ее на одном колене, он начал подтягивать струны.
Увидев арфу, Феппово племя стало оживленно переговариваться, а один из них приблизился и с опаской дотронулся до нее. Оуэн улыбнулся ему и тронут струну — человечек в ужасе отпрыгнул.
— Не бойся, друг, — сказал Оуэн. Затем попробовал другую струну. — Я припоминаю песню из того мира, что был в моем сне… Вот послушай.
Он заиграл, и полилась незнакомая, звучавшая еще слегка неуверенно, мелодия, которая, казалось, металась от веселых аккордов до самых трагических. Кайтаю никогда еще не приходилось слышать, чтобы Оуэн играл что-либо подобное, и музыка эта почему-то беспокоила.
— Кажется, у нее есть и слова, — сказал Оуэн, не снимая пальцев со струн, — но я их забыл.
Народ Феппов, казалось, был потрясен. Та женщина, что держала ребенка, попятилась от огня, а другая прикрыла свой рот каким-то странным, словно ритуальным, жестом. Молодой мужчина подался вперед, широко и без выражения раскрыв глаза, будто в опьянении. Он ритмично покачивался и вдруг запел под звуки арфы.
— Он знает слова! — вскрикнул Оуэн, глядя на него во все глаза.
Одетый в шкуру человек пел негромкую, чарующую песнь, слова которой ничем не походили на тот язык, на котором только что говорил его народ. Оуэн аккомпанировал ему, перебирая струны.
— Кии-са, номапи, аб-мен, ахсвела хои, — пел человечек. А Оуэн, продолжая играть, стал подпевать по-другому:
— Где вечная весна, нет зимы, мы идем под знойным солнцем, без конца, вдоль замерзшей реки… где стоят деревья из камня…
Вдруг старейшина племени что-то коротко и хрипло крикнул и ладонью прикрыл поющему рот. Певец вздрогнул и остановился. Он казался очень испуганным.
Оуэн снял руку со струн и тоже прекратил игру.
— Похоже, я чем-то напугал наших маленьких друзей, — сказал он задумчиво. — Как ты думаешь, Кайтай, в чем дело? Чего они так испугались?
— Думаю, они где-то слышали нечто подобное, и… а может, их тоже посещают видения, — отозвался Кайтай. — Где ты узнал эти слова?
— Я вспомнил их, когда он запел, — отвечал Оуэн. — Ах… ну, довольно, довольно. Не можем же мы все время пугать этот замечательный народец, тем более когда над огнем такой чудный кусок мяса. Спрячу-ка я пока что арфу.
Он приподнял клапан дорожного мешка и стал укладывать туда арфу, но тут черная шкатулка скользнула вперед, и уголок ее высунулся из мешка. Заметив это, Оуэн поспешно спрятал его, но люди маленького племени тоже заметили этот уголок и глядели на него с таким выражением, которое не было похоже на простое любопытство.
— Там лежит всего лишь старая кость, — ободряюще заговорил Оуэн. — Понятно? Просто ящичек. Ах, мясо, похоже, уже готово. — Он потянулся вперед, указывая ножиком на мясо, и выразительно облизнулся, подтверждая, что он очень голоден.
Человечки засмеялись, забыв свои страхи, и стали резать мясо, передавая куски гостям.
— Я не стану спрашивать, что это за мясо, — говорил с набитым ртом Оуэн, — а может даже, кто это был. — Он со смехом отрезал еще ломоть для Зельзы.
— Похоже, тебе стало лучше, рыжебородый, — сказала цыганка. Не сводя черных глаз с Оуэна, она вцепилась белыми зубами в мясо.
— Это та пища, которой мне не хватало, — весело отозвался он. — Кусок жареного мяса мигом устранит все видения иных миров. Спроси Кайтая — он то и дело постится, чтобы разговаривать со своим небесным медведем. А потом целую неделю сам ходит хмурый, как медведь. А я создан для еды, моя девочка, не для видений. Такая пища просто бесподобна. К ней не хватает только вина.
— И женщин, — добавил Кайтай.
— Не слушай этого желтолицего аскета, детка, — запротестовал Оуэн, — он интересуется не женщинами, а одной только мудростью.
— Ведь могут же быть на свете и мудрые женщины, так что можно получить двойное удовольствие, — обиженно откликнулся Кайтай. — Хотя, по правде сказать, мне такие редко попадались…
— Вот перед тобой мудрая женщина, — сказал Оуэн.
— Но она не моя, — отвечал Кайтай. — Цыганка может принадлежать одному или никому. Верно, Зельза?
Зельза в ответ только улыбнулась.
— Даже сейчас, — продолжал Кайтай, — эта царица табора ткет новое колдовство. Ей не нужно произносить заклинаний, как другим колдунам, — никаких выкриков, взмахов ножами… она молчит, а молчание женщины уже само по себе большая сила. Но ее ворожба действует изнутри. Я уже чую чары цыганской колдуньи.
— У тебя слишком острое чутье, желтолицый, — огрызнулась Зельза, — но ты прав. Мне не нужно произносить вслух заклинания.
— Что же это тогда за ворожба? — заинтересовался Оуэн.
— Ты хочешь отправиться со мной искать ту землю? — спросила Зельза.
— Когда захочешь, — отозвался он. — Но я больше не стану есть те черные ягоды, которые давал мне Кайтай. Они не помогают во второй раз. Я знаю, я пробовал. А какой способ знаешь ты, чтобы попасть туда?
