Черёмух хвойный аромат - [5]

— Слава, он ни с кем не разговаривает! — испуганно шептала она в видеофон. Карие глаза, казалось, залили пол-лица, чернота в радужках сгустилась, утопив зрачки.

— Как он мог запереть двери, он же… он же… голограмма! — растерялся я. — Ему кто-то явно помог! Некто из плоти и крови! Надо вычислить, кто! Страшно подумать, что на уме у этого человека. В его руках искусственный сверхмощный интеллект! Только представь, во что это может вылиться.

Истра закрыла лицо руками, всхлипнула в ладони.

— В город направлены войска. В Центре подозревают, что это теракт.

Когда я прибыл на место, там уже стояло оцепление. Стали подтягиваться обескураженные сотрудники лаборатории. Все были здесь, выходит, захватили неокортекс какие-то люди, кому и знать-то о его существовании не полагалось. Из Думы не доносилось ни звука — никаких требований, условий или угроз. В Центре бушевали. Людей из близлежащих домов спешно эвакуировали. Городок замер.

Штурмовать Думу запретили, опасаясь, что в процессе операции неокортекс будет уничтожен. Регулярно военные делали попытки связаться с засевшими в строении неизвестными. Ответа не получали. Не отзывался на наши призывы из лаборатории и неокортекс. Аппаратура словно сошла с ума, сигналы мозговой деятельности Прохора зашкаливали за все вероятностные пределы, но расшифровке не поддавались. Складывалось впечатление, что наш питомец активно общается с каким-то непостижимым разумом. В диалоги с инопланетными сущностями я не верил. Верил в психическое расстройство перегруженного функциями и информацией мозга. Но кто блокировал двери? Вдобавок, так, что никто из обслуживающего персонала не знал, как и подступиться к дактилоскопическим замкам.

Осада длилась неделю. А потом… Потом начался кошмар.

* * *

Первого я запомнил. Стоящий в оцеплении молоденький боец, вдруг вскрикнул и упал на траву. К нему подбежали сослуживцы, туда же кинулся и я. Пора вспомнить, что я всё же врач. Паренёк держался за лодыжку, зубы у него клацали ни то от боли, ни то от страха.

— Стоял, стоял, а она взяла и сломалась… — твердил он с расширенными от ужаса глазами и указывал на ногу.

Паренька отвезли в клинику, обследовали. Так и есть — патологический перелом. Только вот патология была странной — кость, точно плавилась на глазах, превращаясь в гигантского «слизняка». Ортопед разводил руками и уповал на целебные свойства ассемблеров. Паренька поместили в нанокамеру.

Возвратившись к Думе, я едва не лишился чувств. На газоне здесь и там лежали люди. Ко мне бросилось сразу несколько человек из моей исследовательской группы.

— Патпереломы, — хрипел севшим голосом Зуйков. — На слизистых и кожных покровах язвы… Вы должны на это посмотреть.

Я на «это» посмотрел — глубокие серого цвета некрозы со студенистой поверхностью. Ничего общего, с чем приходилось сталкиваться до сих пор.

Паренёк, которого мы доставили в клинику, погиб через несколько суток. Причиной стали те самые язвы, с неслыханной скоростью распространившиеся по всему организму. Нанокамера впервые не помогла. Началась паника. Спешно люди уезжали из этого райского местечка, но, по доходящим до нас сведениям, и за пределами города их настигали неумолимые язвы-«слизняки». Городок объявили эпидемзоной. Оцепили район.

Не менее жуткие вещи творились под предметными стёклами микроскопов. Взятые с язв соскобы открыли апокалипсическую картину — наши добрые помощники ассемблеры прикреплялись к атомам тканевых клеток и мгновенно меняли их свойства. Превращали в себеподобных. Процесс был столь агрессивным, что на глазах живая ткань мутировала в полужидкую серую субстанцию, сложенную сплошь из самовоспроизведённых наночастиц. Остановить это немыслимое перерождение было невозможно. Даже вскрытие мы провести не могли. Тела погибших клали в водонепроницаемые мешки, а несколько часов спустя внутри слышался хлюпающий звук, точно там истаяла оставленная на солнце медуза.

Внезапно голос подала угрюмо молчавшая Дума. В НИИ, где мы с Истрой дневали и ночевали, позвонил до последнего остающийся верным присяге полковник Саратов.

— Вас требует Прохор Прохорович, — коротко сообщил он.

— Что хочет? — так же лаконично спросил я.

— Не уточнял. Велел отыскать вас.

* * *

Я шёл по гулким коридорам Думы. Никогда не бывало здесь так тихо. Правда, никогда не зарождалась в этих стенах и смерть. Сейчас я уже знал — смерть всепроникающая и неизбежная. Какой-то научно-фантастический триллер, главным героем которого стал я. Не безумный гений, не враг человечества, не одержимый утопическими или корыстными идеями — я, обычный Homo sapiens, каких миллионы. Sapiens — мыслящий, разумный, берущий на себя смелость менять естественный ход вещей, и использующий при этом всего пять процентов возможностей собственного мозга.

Открыв дверь в Прошин кабинет, убелённого сединами красавца я не увидел. Ничего не увидел. В кабинете было темно.

— Прохор, — окликнул я.

— Вы способны видеть и без посредничества разного рода колбочек, хрусталиков, зрительных нервов и прочих «костылей», — донёсся насмешливый голос. — Я убедился в этом.

— Вероятно, но на той ступени эволюции, где находится сегодня человек, ты требуешь от меня невозможного.