Черемош (сборник) - [33]

А Вася возражал следователю:

– Нет, какой там азарт. Наоборот, могу сказать. Не лежало у него сердце к картам. Уговаривать приходилось, чтоб пара на пару, когда каждый за себя – скука.

– В штос играли или в буру?

– В дурачка простого. Без хитростей. Другому не обучены.

И еще новость: бумажки на полу, которые Полина видела, были игральные карты, целая колода. Но странно: ими никто никогда не играл. Раскиданы они как украшение. Что за причуда?

Из расспросов следователей нетрудно догадаться – на картах нет отпечатков пальцев. Тоже удивительно, если подумать…

Федя поддержал мысль:

– Если подумать…

От подобных встреч и бесед хлопцы пришли к выводу: есть в городе вежливые следователи, но ясных голов пока нет.

Дались следователям те карты! Они с мелкой шпаной не совладают, куда им против серьезных людей. Напрасно зубы вострят. Ведь это как при дневном свете понятно – серьезные на мокруху не пойдут, всегда найдутся шестерки. И не пришлые, со стороны, – Сашка чужих в квартиру не пустил бы. Значит, должны быть свои, вне подозрения.

Когда эти падлы кончили Сашку, смыли кровь с рук, привели себя в порядок и, конечно, не забыли условие заказчика – разметать по комнате новую колоду карт. В качестве метки. Взамен надписи на стене. Кому надо, без слов допетрит, о чем речь. И виноватить ментов – занятие пустое. Для них Сашка или пять других жмуриков – все на одно лицо. Главное – дело закрыть, чтоб начальство не гавкало…

Примерно в таком духе выразил Тикан собственные соображения, за столиком с корешами. Пиво было с кислинкой. Или только казалось таким – под стать настроению.

Напоследок Тикан добавил:

– Эту катавасию можно понять без микроскопов. Факультеты кончать не обязательно. Семь классов хватит, если котелок не чугунный.

Федор и Вася кивали головами, соглашались.

4

До похорон и две недели после Полина прожила у Тикана, в комнате его сына.

Только потом, когда сознание прояснилось, когда вновь стала различать лица, она поняла, как близка была грань помешательства. И все это страшное время, неотлучно, рядом, настороже находилась Стефа.

– Божий промысел! – называла ее Полина.

Даже ночью Стефа не оставляла Полину одну, лежала рядышком на раскладушке, голова к голове. На той самой раскладушке, где когда-то мучился Петро.

В один из дней с квартиры сняли запрет, сорвали сургуч и вернули ключи.

Кореша сразу попросили отпуск за свой счет. Завгар задумался – это непросто в одночасье троим найти подмену. Поджал губу, но дал добро, даже разрешил кой-какой инструмент взять со склада: стремянку, ведра, кисти и прочую мелочь – с возвратом, конечно.

Работали от восхода до заката. Особенно рьяно скребли бурые пятна меж креслом и окном. Со стен соскрести не получалось – купили новые обои. Сделали побелку, починили мебель. У Васи к дереву руки ладные – стругал, клеил, полировал. Старая, с позолотой рама вновь заимела зеркало, вставили стекла в серванте, заодно сменили краны… Всего не перечислить… Белую скатерть выбросили в мусор, не пожалели. Еще бы жалеть! Об нее подонки, видать, ножи вытирали…

Стефка приносила еду, сигареты, хвалила: молодцы, трудяги! И вскоре квартира приняла обжитой вид. Пусть не прежний, но на сторонний взгляд – вполне приличный.

Полина вернулась домой. Вначале не заметила перемен, была замкнута в себе, без внимания и интереса ко всему вокруг. Лишь на уговоры Стефы вставала с дивана поесть, вымыться.

Когда окрепла, втянулась в хозяйство, лишь тогда увидала, сколько работы проделано в доме. Оставалась уверена: это благодаря Стефе, ее заботе, ее руками, иначе быть не может – Божий промысел.

5

Будет, конечно, брехня – сказать, что Петро всякий раз вспоминает о Долинском. Дни набиты хлопотами, как табак в этой сигарете. Куда денешься… Сын Андрюшка уложил на землю свой велик, переднее колесо почувствовало свободу, завертелось, и спицы слились в сплошной шуршащий круг.

Припомнились Тикану Сашкины слова: «Время катится, как то колесо, звеня и подпрыгивая».

Сегодня бы он Сашке поддакивал.

Время и впрямь бежит скаженно. Пацаном, бывало, день до вечера – огромный. Неделя – долгая, конца не видать. Год – вообще меры не имел. А теперь время – с горы на полной скорости…

Сашку порезали в мае. Уже полгода. Летит колесо, набирает обороты…

Чумовой Сашка… Будто вовсе не было его в городе, не куролесил, не шутил… А какие финты откалывал! И никого не колышет, что сгинул человек, – все заняты, суетятся. Куда спешат, мураши? Обидно… С нами так же будет. Корова хвостом – хлысть! Как муху. И несут тебе венок от профсоюза.

Одно хорошо, слава Богу, Андрюшка растет, днем и ночью, как на дрожжах…

6

В конце октября Полина позвала на день рождения. Не свой, понятно, Сашкин. Встретила радушно. Само собой, в темном платье, темно-красные бусы, только волосы не в трауре, светятся.

На серванте, за стеклом, Сашкино фото. Кожаная кепка, воротник плаща поднят. В глазах смешинка. Смотрит на корешей – мол, хорошо, что пришли, и я с вами здесь. Прошу к столу, дамы и господа…

А стол накрыт по всем правилам, как положено: салаты, холодец, копченый балык и прочие прелести для услады гостей. И уж вовсе негаданно: Полина выставила запотелую фасонную бутылку. В золотистом ее нутре плавал перчик.