Чердак дядюшки Франсуа - [12]

— Вот удивится мама! — сказал Жак. — Я не только неожиданно явился днём домой, да вдобавок, ещё не зайдя к ней на кухню, уселся здесь с тобой и болтаю, как будто у нас воскресенье. Так что же ты собираешься мне сказать?

— Хочу сказать то, что вы должны знать… Я хочу пойти на сцену…

— Что? — В горле у Жака пересохло. — Это невозможно.

— Подумай, отец: разве ты сам в своё время не принимал к сердцу судьбу женщин? А когда твоя единственная дочь хочет выйти на свободную дорогу, стать актрисой, вы оба с мамой пугаетесь и готовы сделать всё, чтобы ей помешать?

— Всё, что угодно, Люсиль, только не театр! — воскликнул Жак. — Ты не знаешь, как труден путь актрисы. Театр остался таким же, каким был сорок лет тому назад. Интриги, подкупы, протекция, несправедливость — вот что там царит. Мы, мама и я, как мы тебя ни любим, будем бессильны тебе помочь. Придумай для себя другое дело. К тому же для сцены надо иметь талант, великий талант и вдобавок умение преодолевать все трудности… Ты способна, разносторонне способна, я не спорю с этим. Но уверена ли ты, что природа и в самом деле наградила тебя драматическим талантом?

Люсиль легко спрыгнула с дивана. В углах её рта появилась упрямая складка, которой отец раньше не замечал. А губы слегка дрогнули, когда она чётко произнесла:

— Я хочу быть актрисой! Я буду актрисой!

Исчерпав все доводы и оставив последнее слово за Люсиль, Жак бросился в кухню к жене. Разрумянившаяся от жара печи Бабетта, вся испачканная мукой, бросила скалку, которую держала в руке, и устремилась к мужу.

— Жак, что случилось? Почему ты здесь, а не в лавке?

— У меня-то всё в порядке. Но вот Люсиль… Послушай только, чего она требует.

Видя волнение мужа, Бабетта придвинула ему табурет и, как могла, спокойно выслушала его рассказ.

— Я поговорю с Франсуа! — вскричала Бабетта, когда Жак кончил говорить. — Нечего медлить да раздумывать, надо нам поженить наших детей, и тогда Люсиль успокоится. Ксавье будет учиться ещё год, и Франсуа, конечно, хочет, чтобы по окончании школы мальчик сам встал на ноги, иначе ему не прокормить семьи. Но мы с тобой ещё полны сил. Разве не так? Неужели мы не сможем помочь молодой семье! Пусть они поженятся осенью, когда Люсиль исполнится семнадцать. А до тех пор она будет заниматься приданым, будущим новым хозяйством, и у неё не будет времени думать о сцене.

— Нет, — покачал головой Жак, — наша Люсиль не такая! Она не расстанется со своими мыслями и надеждами. Иногда я думаю: не от меня ли у неё это упорство, строптивость, что ли… Ведь и я когда-то заслужил прозвище Жак-задира. Правда, у неё упорство проявляется как-то мягче. И всё же оно есть, и с ним бороться не легко… Вопрос в том, как это упорство правильно направить.

— Мы сами виноваты, Жак! Люсиль с детства впитала вольнолюбивые взгляды и мысли. Не мы ли её учили, что свобода важнее всего? А теперь вынуждены стеснять её даже в таком вопросе, как выбор жизненного пути?

— Так что же ты предлагаешь — отпустить её на сцену?

— Само собой разумеется, нет!

— Надо занять Люсиль чем-нибудь серьёзным, чтобы она почувствовала всю важность дела, которое мы ей поручим, почувствовала, что оно кому-то очень нужно. Что, если я пока попрошу Люсиль вести конторские книги в нашем магазине? Ты чудесно помогала мне в этом, когда у тебя не было столько домашних забот. Теперь очередь Люсиль.

— Это хорошо, пусть займётся книгами в конторе. Но всё же с Франсуа я поговорю. Пущу в ход все доводы, и он перестанет противиться. — Бабетта задумалась, замолчала на минуту, а потом добавила: — Впрочем, вспомни, Жак, нашу молодость. Мы не ждали, пока мама выберет мне жениха. Мы просто любили друг друга и поняли, что не можем жить врозь… Пусть Люсиль сама объясняется с Ксавье. Мы не должны вмешиваться в их отношения… Мы просто пообещаем ей, что к разговору о сцене мы ещё вернёмся, когда ей исполнится семнадцать. А к этому времени…

Бабетта не докончила фразы. Но так уж повелось издавна, что Жак понимал её с полуслова. Понял он её и на этот раз.

Глава пятая Ксавье

«Если очень чего-нибудь хотеть, желание непременно сбудется!»

Так думала Люсиль. Она не раз пробовала устремлять все свои помыслы на желание, которое ей в ту минуту казалось самым важным, и оно осуществлялось. Но со сценой было другое. Слишком серьёзный вопрос — сцена!

После взволновавшего её разговора с отцом Люсиль хотела только одного: увидеться с Ксавье. Кроме родителей и Мишеля, самый близкий ей человек — Ксавье, и если он не понимает, что значит для неё театр, она должна ему это объяснить.

Предлога навестить дядюшку Франсуа у Люсиль не было. Где же увидеть Ксавье?

И Люсиль пошла по тем улицам, какими, она знала, он всегда возвращается с лекций.

«Я должна его увидеть, должна», — как заклинание повторяла она самой себе.

Ничего удивительного не было в том, что они и в самом деле встретились.

Но Люсиль приняла это за какую-то необыкновенную удачу, чуть ли не за перст судьбы. Сейчас она ему всё расскажет, объяснит, посоветуется с ним.

— Ксавье!

— Люсиль!

От неожиданности встречи Ксавье, преодолев свою обычную застенчивость, мешавшую ему свободно говорить с Люсиль, забросал её вопросами: